Лоррен Фуше - Между небом и тобой

– Меня зовут Рио, – говорит он. – Добро пожаловать!

– Это внук Серены, ассистентки Бертолуччи, – шепчет мне Федерико.

Продвигаемся вперед в кромешной тьме, хорошо, что Рио освещает путь фонариком. Вдруг из-под земли вырастает гигантская голова с белыми глазами. Узнаю декорацию из фильма «Казанова». И вот уже мы там, где все начиналось…

Ничего особенного, просто ангар с крышей из гофрированного железа. Над дверью черный круг с нарисованной по трафарету пятеркой в центре, на грязной стене – прописными буквами: ТЕATRO№ 5 – пятый, значит, павильон. Рио протягивает моему спутнику корзину, из которой торчит горлышко бутылки, находит в связке нужный ключ, отпирает дверь, войдя, включает свет.

Сейчас легендарная студия маэстро — пустая раковина, огромный выстуженный сарай. Под ногами голый пол, под потолком шеренги прожекторов. Эти стены видели, как рождается чудо, волшебство, магия, как любят и умирают актеры, как падает снег, плывет корабль, едут по рельсам поезда, катаются на роликах монахи, стекают водопадами струи фонтана Треви… Порожденные снами одного-единственного человека, чтобы, попав потом на экран, взволновать наши души, стройными рядами – каждый со своими чувствами и эмоциями – проходят фильмы: «Маменькины сынки», «Сладкая жизнь», «Восемь с половиной», «Сатирикон», «Клоуны», «Рим», «Амаркорд», «Казанова», «Репетиция оркестра», «Город женщин», «И корабль плывет…», «Джинджер и Фред», «Интервью».

Иду вперед, сжимая в руке палку и почтительно озираясь. Задыхаюсь. Впрочем, это легко понять: вокруг меня суетятся загримированные призраки. Вот Мастроянни, он в знак приветствия снимает шляпу, вот Анита Экберг гладит котенка, вот рвет на себе цепь Энтони Куинн, а вот, взмахнув полой накидки, на мгновение прикрывает лицо Джульетта Мазина… Пустой ангар заполняет массовка, они маршируют во всех направлениях, нараспев повторяя числа. Когда маэстро умер, толпа не расходилась три дня – каждому хотелось поклониться гробу, с обеих сторон которого застыли карабинеры. Тогда пришли все: Мастроянни, Скола, люди из его массовок, неизвестные зрители, артисты, продюсеры, соседи по Римини, Риму и Фреджене [117] Приморский курорт Фреджене, расположенный в двадцати километрах от Рима, всегда был для столичных жителей местом отдыха от городской суеты. Феллини и Мазина не были исключением: Федерико не только снимал на местном пляже и в старом сосновом парке сцены из «Джульетты и духов», «Сладкой жизни», «Белого шейха», но и купил здесь для Джульетты виллу, и, едва появлялась малейшая возможность, супруги приезжали сюда отдохнуть. .

– Один, два, три, – говорит Федерико, расстилая на земле плед.

– Один, – отвечаю я.

Это самый безумный Новый год в моей жизни.

В павильоне собачий холод, но у меня с собой толстый бретонский полосатый свитер. Рио пропал как не было. Федерико достает из корзины бутылку охлажденного просекко, два стакана, панеттоне с засахаренными каштанами [118] Панеттоне – рождественский итальянский пирог-кулич с сухофруктами, который продается только с октября по январь, часто – уже порезанным на кусочки. Иногда к традиционному рецепту добавляют необычные ингредиенты – например, финики или каштаны. , два куска пирога, дымящуюся Tupperware неизвестно с чем и тарелку, завернутую в фольгу.

Накрыв наш импровизированный стол, он снимает фольгу и объявляет меню:

– Холодные закуски: vitello tonnato , это телятина под соусом из тунца и каперсов, рулетики из баклажанов, цикорий под сырной корочкой. Горячее: cotechino , колбаса с чечевицей [119] Котекино – традиционное блюдо, его едят в первый и в последний день года. Это приправленная специями колбаса из сала, кожи и мяса со спинной части свиной туши в оболочке из свиной кишки. .

Смеюсь, думая, что он шутит. Интересно, а что в этой пластиковой штуковине на самом деле? Но он серьезен. Он снимает крышку с Tupperware — там на самом деле ломтики колбасы поверх чечевицы.

– Итальянцы едят cotechino , чтобы весь год везло.

Федерико включает звук в смартфоне на максимум, кладет аппарат на пол. Нино Рота. Его музыка заполняет весь этот заброшенный павильон.

– Вы танцуете?

Он волнуется, он не знает, могу я танцевать или нет. Рок – нет, а медленные танцы могу Кивком успокаиваю его, встаю, и мы начинаем кружиться под мелодию из «Дороги». Прошлый раз я танцевала под нее с папой – на крытом рынке, в день маминых похорон.

– Спасибо! – Я запрокидываю голову, чтобы видеть ряды прожекторов под сводами.

В полночь снаружи загрохотали фейерверки. Спешим к выходу из павильона. Идем по студии, перебираясь из эпохи в эпоху. Улицы Бродвея из «Банд Нью-Йорка», древнеримские руины, флорентийское кватроченто… Декорации освещаются то синим, то красным, то желтым, то зеленым. Целуемся – как тогда, у его дома, в Рождество. И последняя россыпь огней на миг разгоняет ночную тьму.

Уровень вина в бутылке быстро снижается. Пир получился на славу, все немыслимо вкусно.

– Это блюда из ресторана моей тетушки Миреллы – Al Cantuccio [120] Al Cantuccio — «На углу» (ит.). Ресторан с таким названием, мало того – принадлежащий Мирелле и Кларе, в Риме действительно есть и находится по адресу Via Tripoli, 71. .

Федерико рассказывает о своей семье. Детей восемь, мальчиков и девочек поровну, они с сестрой, близнецы, самые младшие. Он преподает на севере страны, в Венеции, Джульетта – в Апулии, на юге. У других братьев и сестер тоже имена кинознаменитостей. Федерико только наполовину итальянец, его мама ирландка, она умерла четыре года назад. Я говорю, что ты умерла совсем недавно, рассказываю про наш дом на Груа, объясняю, что выкуплю у брата его часть дома и подарю племяшке, ведь своих детей у меня не будет, не хочу рисковать: вдруг им передастся моя болезнь.

– Вы предпочли бы не жить, Сара?

– Я не хочу наказывать невиновного.

– Невиновный – антоним виновного, правда? А виновный – тот, кто совершил преступление. Разве это преступление – быть нездоровым?

– Преступление – не отказаться от возможности причинить страдания тем, кого любишь.

– Возможность? Разные бывают возможности. Возможно, пятый павильон сейчас развалится. Возможно, ваш самолет взорвется. Возможно, мой поезд сойдет с рельсов. Возможно, мы видимся сегодня в последний раз. Или будем вместе до конца своих дней.

Я озадачена. Смакую пирог с рикоттой, грушами и миндалем, а Федерико между тем шарит по дну корзины, достает оттуда и протягивает мне картонки с цифрами:

– Это tombola — что-то среднее между лотереей и бинго. Нынешней ночью все в нее играют.

Какая странная встреча Нового года… Мои французские любовники в сшитых на заказ костюмах лениво поклевывают фуа-гра, пьют дорогущее марочное шампанское и проверяют время по швейцарским часам, а я, в амарантовом шелковом белье под теплой тельняшкой, наевшись колбасы с чечевицей, сижу на полу в холодном ангаре, накачиваюсь игристым вином и играю в аналог бинго. Но это самая радостная, самая счастливая встреча Нового года в моей жизни. Тут такой мороз, что заняться любовью не получится. Интересно, Феллини, Мастроянни и Гассман играли в томболу? А Клаудиа Кардинале, Джина Лоллобриджида и София Лорен еще надевают красное белье? И подают ли на стол чечевицу в ночь на первое января?