Лоррен Фуше - Между небом и тобой

Я вырываюсь, вне себя от бешенства, но Сириан заталкивает меня в «кайен» и захлопывает дверцу, чтобы я не успела ответить.

Веду машину, до боли сжав челюсти, сижу рядом с этой чувственной женщиной, в которой всегда так ценил ясность и безмятежность и которая при мне несколько минут назад обратилась в фурию. Если бы я не вмешался, началась бы драка. Последние слова молоденькой художницы вертятся в голове. Дэни мне не жена, и мне с этим повезло. У нас не будет детей, и это просто счастье. Наконец-то я увидел ее истинное лицо. Чайка Ричарда Баха подействовала на меня как электрошок. Я не верю в случайности, Диастола, дорогая. Твоим подарком на день рождения, когда мне исполнилось десять, стала «История о чайке по имени Джонатан Ливингстон». Я ее обожал, эту книгу. Я так любил историю не похожей на других птицы, которую страсть к полету подтолкнула к поискам духовного самосовершенствования. Я был так же свободен, как Джонатан. А потом рухнул на землю, растеряв перья и иллюзии…

Я хотел подарить «Чайку» Помм на день рождения. Книжка до сих пор лежит в ящике моего письменного стола. Только собрался попросить секретаршу, чтобы отправила ее бандеролью, позвонил Систоль и сказал, что ты умерла. Он плакал, хотя сам засунул тебя в дом престарелых, чтобы от тебя отделаться, как Дэни хотела отделаться от этой мазилки перед ее отелем.

Никакого желания ни ужинать с ней, ни спать. Я бы хотел снова стать мальчишкой, который мечтает выйти в море на паруснике и проследить, куда улетают птицы. Когда Саре исполнилось десять лет, ты ей подарила «Мое дерево Апельсина-лима» Хосе Мауро де Васконселоса. Каждому ты дарила книгу только для него, с каждым сообщничала по-особому. А Систоль никогда ничего не читал, у него не было времени, он чинил сердца пациентов, которые значили для него куда больше, чем собственные дети.

– Эта сопливка загадила мой тротуар, хорошо, что ты пришел мне на помощь, спасибо, – говорит Дэни.

Отвечаю, глаз не сводя с дороги:

– Не тебе угрожала опасность, а ей, ты же была вылитая фурия.

Она кладет руку мне на ляжку и хочет просунуть пальцы между ног.

– Убери, пожалуйста, руку, не то мы во что-нибудь врежемся.

– Зачем делать из мухи слона? Девчонка – с коммерческой точки зрения – была там ни к чему. Забудем.

Как можно с утра желать женщину, которая к вечеру становится тебе отвратительна?

– Реакция у тебя явно неадекватная.

– Она просто говнюшка, и картинку намалевала премерзкую.

– А по-моему прекрасная была картинка…

Думаю о барже в Леваллуа, где заказал на вечер столик. Думаю о парусной школе, в которую мы когда-то ходили с Сарой, – а теперь сестра считает меня никудышным отцом. Думаю о двух своих дочках, о том, что не умею с ними разговаривать, хотя они – лучшее, что мне удалось в жизни, и о Систоле, который предавал тебя, как я предаю Альбену…

– Надулся? – спрашивает Дэни.

– Что?

– Ты на меня сердишься?

Эта женщина завладела моими мыслями на целых два года. На работе я думал о ее сиськах, а лежа в постели рядом с Альбеной – о ее заднице. Дэни меня возбуждала и успокаивала, мне позарез нужно было ее легкое отношение к жизни, чтобы поминутно не взрываться. Ладно, Сириан, хватит. Мы приедем, поедим, выпьем, переспим и забудем об этой неприятной сцене…

Наш столик прямо над водой. Меньше чем в кабельтове от нас – лодка, в ней счастливый рыболов. В прекрасных глазах Дэни играют отблески пламени камина. Кожа у нее золотистая. Серебряное платье облегает фигуру. Мне повезло.

– Помнишь чайку Джонатана? – Я накрываю ее ладонь своей.

Как меня всегда возбуждал этот ее горловой смешок.

– Я не фанатка пернатых, они только и делают, что гадят где попало.

Зеркало треснуло. Платье ей тесно, и вообще оно вульгарное. В углу ее рта мерзкий прыщ. Загар искусственный. Она не любит ни детей, ни рисунков мелом, ни собак, ни птиц. Она любит только себя одну.

Мы не знали, когда у Сириана назначена встреча с Дэни. Твоя крестница решила на всякий случай дежурить у отеля каждый день. Вчера весь вечер так и прождала напрасно, зато сегодня сорвала джекпот!

– Получилось! Ура! – кричит она.

– Ну и как все было?

У Эстер потрясающие глаза, удивительное чувство юмора, и она все ловит в секунду. Она обожает группу Tokio Hotel , она хотела стать хирургом, потом ветеринаром, потом журналисткой, она воспитывала кроликов, морских свинок, собак и кошек, а только что вполне успешно сдала экзамены на бакалавра, сейчас она увлекается философией и социологией, а потому ей очень интересны люди.

– Я довела ее до ручки! Она жутко распсиховалась!

– Давай рассказывай.

– Я нарисовала морскую птицу на тротуаре прямо перед ее дверью, ну и она сорвалась с тормозов. Волосы я раскрасила смывающейся краской в разные цвета, а губы, знаешь, так готичненько намазала черной помадой, так что Сириану, естественно, было меня не узнать. И потом, он же бог знает сколько лет меня не видел. Последний раз… да, конечно, это было на свадьбе Мари-Альберик, мне было десять. Как жалко, что я не могла пойти на похороны Лу, я так ее любила.

– Знаю.

Твоя крестница всю душу вложила в роль. Она прошла кастинг – попрощалась с тобой самым достойным образом.

– Эта Дэни, она вся тряслась от злости. Если бы могла, расстреляла бы меня глазами, в клочья бы разнесла. Она вылила полную вазу воды на мой рисунок и швырнула мои мелки под автобус. Она бы и меня отправила под колеса, если бы не Сириан.

Представляю себе сцену у отеля. Давление у Дэни повышается, пульс частит, гипоталамус возбужден, миндалевидное тело, которое управляет эмоциями (не путать с миндалинами – теми, что в горле, ничего общего!), четверть секунды работает на автопилоте, кровь прилила к лобной доле и диктует ей: сражайся или беги. Так бывало еще с пещерными людьми, ничто не ново под луной. Потом-то человек берет себя в руки – гнев как реакция нервной системы длится в этом случае всего две секунды, но за эти две секунды человек способен убить себе подобного, или сбежать, расталкивая прохожих, или справиться с собой и дальше вести себя нормально.

– Мне осточертел Париж, хочу на мыс, там дивный пляж, – продолжает между тем Эстер. – Я нарисовала чайку над океаном, а Сириан спросил, читала ли я, когда была маленькая, книжку про какого-то Джона… Не знаю, о чем это он…

Джона? Я тоже ничего такого не припомню. Работа в отделении поглощала меня целиком, кардиология меня поработила. Сириан и Сара читали детские книжки, ты всегда была с ними, следила за их развитием, и я вполне тебе доверял. Вспомнил! Сириан мальчишкой увлекался миграцией птиц, и ты ему подарила книжку «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» – про то, как один маленький мальчик, сидя верхом на белом гусе, облетает всю Швецию. Наверное, он вспомнил эту историю, увидев белую птицу Эстер.