Элисон Скотч - Теория противоположностей

Я вставляю ключ в замок, поворачиваю ручку. Ничто не имеет значения. Надо извиниться.

Шон лежит на диване в промокшей от пота одежде, вокруг шеи на футболке влажное пятно. Услышав, как дверь открылась, а потом закрылась, он показывает телевизору средний палец.

– Никки ушел к приятелю, – говорит он не поворачиваясь.

– Ты что, бегал? – Я стою в прихожей, не решаясь двинуться дальше.

– Я иногда бегаю, Уилла. Что такого?

– Да я просто спросила.

Шон вздыхает, словно мои слова действуют ему на нервы, и наконец смотрит на меня.

– Я не хочу с тобой ссориться.

– И я не хочу. – Я чувствую, как спазм напряжения наконец отпускает мое тело. Скрученный в узел желудок выпрямляется, пульс замедляется.

Ничто не имеет значения. Все вернется на круги своя. Конечно, все так и будет. Какой я была глупой, думая, что будет не так.

– Но… – продолжает он и тут же замолкает, потом вновь повторяет: – Но…

При всех своих достоинствах – а у него их много – Шон ничуть не лучше меня, когда нужно начать серьезный разговор. Моя уверенность тут же рушится. Здесь что-то не так, что-то совсем не так, и не знаю, верить ли своим инстинктам (отец, конечно, сказал бы – не верить), но чувствую – впереди очень резкий, очень опасный поворот к неизвестному.

Он опускает взгляд, рассматривает свои руки, мотает головой, а потом очень быстро, будто решительность вот-вот его покинет, говорит:

– Компания хочет, чтобы я летом поработал в Пало-Альто.

Я с облегчением выдыхаю. Это еще не так страшно. Это не опасный резкий поворот. Конечно, в схеме, которую мы составили три года назад, Пало-Альто не учитывался, но я вполне могу пережить такое событие.

– Прости, что не сказал раньше, – он извиняется небрежно, просто чтобы отвязаться, чтобы закончить этот разговор как положено.

Я говорю:

– Это, конечно, паршиво, но ты можешь прилетать домой на выходные. Или я буду прилетать к тебе. А может, даже с тобой туда поеду – все равно пока без работы, – я щурюсь и пытаюсь представить себя в Пало-Альто.

– Нет, я имею в виду другое. Я знал, что ты не будешь остро реагировать. – Он снова вздыхает, а потом смотрит на меня пристально, так пристально, словно видит меня в последний раз, словно хочет запомнить. Я хочу подойти ближе, но останавливаюсь, когда он произносит: – Уилла, у тебя никогда не возникало такого чувства, как будто ты… как будто твоя жизнь зашла в тупик?

– В тупик? Нет… вроде нет.

– А вот у меня, кажется, возникло.

– Ты имеешь в виду… нас? Наши отношения?

– Да, – отвечает он, потом поправляет себя: – Нет. Нет, нет, я не то хотел сказать.

Комната кружится, и я хватаюсь за стену, чтобы не упасть.

– Это все из-за «Винограда»? – шепчу я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

– Винограда?

– «Винограда», да, «Винограда»! Того паршивого клуба, куда ты потащился, пока я думала, что ты тусишь со своими ботаниками, которые молятся на тебя, потому что тебе повезло родиться с красивыми скулами, но ты все равно волк в овечьей шкуре, – надеюсь, он не будет издеваться над этой глупой метафорой. Почему я вообще решила ее здесь применить?

– Но как ты… – он не договаривает, и я понимаю – не считает нужным.

– Ты мне изменяешь? Да? У тебя роман с девицей из «Винограда», у которой классные сиськи и фертильная матка, да?

– Что? Нет! – Он встает, но не подходит ближе. – Я просто… что?

Я повторяю свой вопрос уже тише, потому что наконец смогла все это сказать, и мне нужен честный ответ, а не первая попытка отрицания.

– Шон, просто скажи – ты мне изменяешь? У тебя есть кто-то другой?

– Нет! – огрызается он, и это окончательно выводит меня из себя. – Я просто… блин, Уилла, пойми, все не так просто.

– Что же тут сложного? Твоя любовница? Твоя дурацкая кожаная куртка? Твоя внезапная любовь к гольфу, твои воскресные забеги без меня? Что?

Он вновь садится на место.

– Черт. Не знаю.

Какое-то время мы молчим – он рассматривает свои руки, я прижимаюсь к стене в прихожей, не зная, какие подобрать слова, чтобы починить то, что рушится. Я слышу, как в кармане спортивных штанов Шона звонит телефон, но Шон не отвечает. Не в силах больше вынести это, я спрашиваю:

– Ну так что? Ты не ответил.

– Вот что я хочу сказать… – он хрустит пальцами. – Я просто хочу внести в свою жизнь немного разнообразия. Я тебе не изменяю, – тут его голос ломается, и я чувствую, как у меня внутри тоже что-то раскалывается, – я пошел в «Виноград», потому что это было необычно, потому что… это было весело. Парни захотели сходить, и я, черт возьми, тоже захотел. Куда-то выбраться, открыть для себя что-то новое. Я люблю тебя, я правда люблю тебя. Но я чувствую, как моя жизнь превращается в сплошной, мать его, «список дел». – Он вздыхает. – Я в тупике.

– Так выберись оттуда.

– Я и пытаюсь! Разве ты не видишь?

В тупике. Вот, значит, как – он в тупике.

– И как это связано с работой в Пало-Альто?

Он отвечает не сразу. Его телефон дважды пищит в тишине. Наконец он говорит:

– Я думал, чтобы… поехать туда одному. Может быть, прихватить Никки.

– Одному? – Желчь подступает к горлу, мой злосчастный рвотный рефлекс вот-вот сработает; я изо всех сил сглатываю, но тошнота не проходит.

– Ну да… сделать перерыв… отдохнуть…

– Сделать перерыв… отдохнуть? От… меня?

– Друг от друга. Нет, ничего такого. Я же тебя люблю, ты знаешь.

– Я не… почему все это? – Я сползаю на пол, скрещиваю ноги, низко опускаю голову, чтобы комната перестала кружиться. Таблетки. Успокоительные или антидепрессанты. Вот что мне нужно. Надо позвонить Райне, надо видеться с ней чаще. – Я научусь играть в гольф! Я… я буду ходить с тобой на бейсбол!

Я слышу его шаги, и вот он уже стоит, склонившись надо мной.

– Неужели ты правда хочешь, чтобы мы всегда были Шиллой?

Я поднимаю голову и смотрю на него.

– Ты знаешь про Шиллу?

– Да. Почему бы мне этого не знать?

– Я терпеть не могу бейсбол, но, честное слово, буду с тобой туда ходить, – я не могу сдержать слез, я вспоминаю, как несколько месяцев назад он купил мне сертификат на уроки гольфа, а я засунула его в какой-то ящик на работе и в конце концов потеряла. – Я научусь играть в гольф.

– Но тебе не надо никуда со мной ходить. Не надо ничему учиться, если ты не хочешь, – говорит он. – В этом все и дело. Мне иногда нужно куда-то ходить без тебя, но ты мне не позволяешь.

Я чувствую, как по верхней губе течет сопля.

– Чем тебе, черт возьми, не нравится Шилла?

– Мне нравится Шилла, – говорит он спокойно. – Но, может быть, мы немного поживем отдельно, чтобы снова стать Шоном и Уиллой? Мне нравилось, какими мы были раньше.

Я молчу, так что он продолжает:

– Я перечитал книгу твоего отца и счел ее весьма глубокомысленной, – он, как на духу, выпаливает оглавление. – Следуйте плану Вселенной. Смиритесь с бездействием. Закройте глаза и двигайтесь по карте. Будьте собой. Отпустите себя на свободу.