Алан Силлитоу - В субботу вечером, в воскресенье утром

— Вы сами во всем виноваты. И отлично это знаете, — продолжал водитель, вдохновленный столь слабым отпором со стороны Фреда, и стиснул кулаки в карманах пальто. — Вы переходили дорогу с закрытыми глазами. Наверное, упражнялись, лунатиками захотелось поработать. Я ведь гудел вам до посинения, а вы хоть бы хны. Наверное, не только слепые, но и глухие.

— Ты прекрасно знаешь, что даже не прикасался к сигналу, — спокойно возразил Фред. — Больше того, держу пари, в такой машине, как у тебя, вообще клаксона нет. Она такая маленькая, что после того, как ты втиснешь туда свою тушу, там больше уже ничто не поместится.

Водитель подошел поближе и помахал кулаком.

— Если ты не заткнешься… — пригрозил он.

Фред оглянулся в надежде предотвратить неизбежное. Артур сделал шаг вперед, протиснулся между ними, схватил растерявшегося водителя за лацканы пальто и оторвал его от земли.

— Если ты сам не заткнешь пасть, — проревел он как бык, вне себя от ярости, с налитыми кровью глазами, — я тебя по стене размажу!

У того открылся рот, но из него не вылетело ни звука, затем челюсти снова сомкнулись, в то время как обладатель их по-прежнему висел в нескольких дюймах над землей. Глаза его закатились, лицо мертвенно побелело, и казалось, что он яростно и вместе с тем со страхом пытается понять, как же это он очутился в таком незавидном положении. Артур отпустил водителя, тот сделал несколько неверных шагов назад и, бледный, изнемогший, безнадежно пьяный, привалился к стене.

Изобретательный ум Фреда породил дьявольскую идею.

— Давай перевернем его машину, — предложил он. — Она не больше, чем детская коляска.

Артур расхохотался и принял предложение, полагая, что реализация его станет совершенно справедливым возмездием как этой железной колымаге, из-за которой он пострадал, так и пьянчуге-водителю, опирающемуся о стену.

Они вжались спинами в машину — один спереди, другой сзади — и, постанывая от напряжения, работали плечами, невероятно тяжело дыша, как если бы имели дело с огромным «Уолсли» [10] Самая популярная марка машин в Англии эдвардианской эпохи. . Они искали наиболее удобное положение для ладоней, сражались с дверями и подножкой, рулем и крыльями, получая нескрываемое удовольствие от этой великолепной игры.

Машина слегка подалась и стала легче.

— Ну, еще немного, — подначивал брата Артур.

Последнее усилие…

— Пошла! — с сияющей улыбкой воскликнул Фред.

— Взяли, еще немного, — подхватил Артур. — Идет, чувствую.

Больше они не слышали ничего. Поглощенные актом отмщения, братья в то же время были охвачены высоким духом командных действий, наполняющим их сердца ослепительным светом исключительного могущества и справедливости, обретений и надежды на лучшие, более значительные дела. Сначала тяжесть казалась неподъемной, потом стала постепенно уменьшаться, и вот машина мягко замерла, как бабочка, нанизанная на нитку, и достигла полного равновесия, отчего братьям хотелось смеяться и выкрикивать победные кличи, как воинам-завоевателям, и они наверняка так и сделали бы, если бы это не означало краха всего их предприятия.

Машина покачнулась и через неуловимую долю секунды со скрежетом рухнула набок и безмятежно застыла на мостовой. В таком положении она казалась более привлекательной, исполненной спокойного достоинства, подобно мулу, когда он после тяжелых дневных трудов наслаждается у себя в стойле заслуженным отдыхом.

А водитель лежал подле стены, погруженный в глубокий сон.

На пути домой Артур не чувствовал боли. Никогда еще за последние месяцы не испытывал он такой радости и бодрости и подъема чувств, надеясь, что ближайшие несколько дней пролетят незаметно, Джек вернется к столь любимым им ночным сменам, и ничто не помешает ему после рабочего дня заглядывать в тускло освещенную гостиную Бренды. Лабиринт улиц городского предместья, вьющихся между табачной и велосипедной фабриками, затянул их в свой огромный зев и обволок густой тьмой. За стенами новых кирпичных домов расстилались поля и леса, скатывающиеся в долину Ирвош, а потом поднимающиеся по склонам холмов Дербишира, и, входя в дом, братья говорили о том, как славно будет съездить в Мэтлок в первое же погожее воскресенье.

Злобная сплетня миссис Булл пробежала, словно электрический ток по проводам, от выключателя к выключателю, и удивительно еще, что пробки перегорали так редко. В один из дней начала лета, когда низко нависшее и пока еще безмятежное небо начинало выказывать первые устрашающие признаки надвигающейся грозы, она стояла, прислонившись к столбу, в ожидании, когда с фабрики повалит народ. Внезапно раздался негромкий щелчок — кто-то выстрелил из духового ружья, и она высоко подскочила на месте. Жирные руки, лежавшие на фартуке, разомкнулись, и, прижав ладонь к лицу, миссис Булл завопила:

— Господи, вот ужас-то! Убивают, убили!

Так она визжала несколько минут — чисто свинья на бойне, по определению старой миссис Мэкли, с тайным удовольствием созерцавшей поцарапанную щеку соседки, однако же не отважившейся выказать никакого иного чувства, кроме сострадания:

— Интересно, какой подлец додумался до такого?

С присущей ей основательностью миссис Булл, наругавшись всласть, принялась осматриваться в поисках обидчика. Глубоко посаженные глазки-бусинки обежали двор до самой фабричной стены, затем проделали обратный путь до того места, где она стояла, попутно останавливаясь на всех окнах сверху донизу. Ни одно архитектурное сооружение, ни единое человеческое движение не ускользнуло от нее. Поговаривали, что к следующей войне власти внесут ее в списочный состав разведывательных служб.

— Ну вот, все ясно, — сказала она, резко мотнув подбородком в сторону миссис Мэкли и не сводя глаз с предпоследнего от точки наблюдения окна: оно было слегка приоткрыто. Там жил со своей разведенной матерью Бернард Гриффин. Когда-то у него было духовое ружье, а саднящая скула заставила миссис Булл предположить, что оно и сейчас у него имеется. Зашелестели страницы архива памяти: подростком Бернард был помещен в Борстал за то, что разбил газовый счетчик и отодрал кусок железной кровли на церкви; три раза дезертировал из армии; довел до беды девушку и отсидел три месяца, отказавшись давать деньги на младенца; не говоря уж о том, что он ненавидит всех вокруг. У миссис Булл имелось досье на любого из жителей дома.

В сопровождении миссис Мэкли она проследовала к черному входу в квартиру Гриффина и заколотила в дверь с такой силой, что сосед, живший напротив, крикнул, что таким манером она всю стену выломает. Но миссис Булл лишь грохнула в дверь еще раз. Дома никого не было. Во всяком случае, на стук никто не откликнулся.