Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку. Прощание с Ист-Эндом

Оливер был в панике. А как же спорт, как же футбольная команда? Врач пытался объяснить, что в новой школе тоже играют в футбол, но мальчик казался безутешным. Мать тревожило другое.

Её обожаемого старшего сына, её гордость и радость, увозили из дома, и хотя она могла навещать его, это было слабым утешением.

Оливер прожил в Колиндейле полгода. Он прижился и полюбил новую жизнь. Сельский воздух шёл ему на пользу, и всё лето он играл на свежем воздухе и вроде бы окреп. Миссис Мастертон была в восторге, и врачи разрешили ей увезти сына на лето к морю – все хором твердили, что это ему поможет. Надежда – очень важная составляющая лечения. Однако до моря он не добрался. Он так и не покинул санаторий. Прекрасная безжалостная дама [29]взяла его в рабство.

Оливер умер, и его родные были потрясены. Бедная мать чуть не сошла с ума от горя, и казалось, что она уже никогда не будет прежней. Отец стал молчаливым и рассеянным, но паб продолжал исправно работать.

Когда Джулия вспоминала эту смерть и думала об обожаемом старшем брате, её охватывали гнев и отвращение. Семья жила над пабом, и ребёнка в открытом гробу выставили на всеобщее обозрение, чтобы родные и соседи могли проститься с ним. Дети, которым в ту пору было от двух до девяти лет, выглядели подавленными и грустными, мать, не переставая, рыдала, а отец молчал. Женщины приносили цветы и мелкие подарки – кого-то из них дети знали, а кого-то видели впервые. Они складывали свои дары на тело мальчика и всхлипывали.

– Держись, Эми, – говорили они. – Подумай об остальных.

Мать плакала и ничего им не отвечала. Женщины уходили, чтобы оставить семью наедине с их горем. Всё это время из паба доносилась весёлая музыка – на пианино бренчали популярные мелодии, а сиплые голоса выводили: «Забудь беду, оставь печаль и улыбнись!» От топота стол с гробом беспрерывно трясся. Пьяные выкрики не утихали до поздней ночи, и только тогда в доме воцарялся покой, которого так недоставало бедной матери. Как-то вечером Джулия пришла к ней и села рядом, наслаждаясь долгожданной тишиной. Они так и заснули в одном кресле.

– Ты моя отрада, – говорила мать и гладила её по голове.

День похорон обернулся кошмаром. Он выпал на Троицу. Мать Джулии молила отца закрыть в этот день паб, но он отказался. Последовал чудовищный скандал, и дети в ужасе забились на чердак. Мать, бабушка и тётки вместе напустились на Билла Мастертона, требуя, чтобы он проявил уважение к усопшему, но тот стоял на своём.

– Надо работать! – твёрдо сказал он. В праздники пабам разрешалось держать двери открытыми с десяти утра до рассвета, и в этот день всегда была хорошая выручка.

Катафалк подъехал к задней двери заведения, а весёлые посетители толпами шли через главный вход. Мать хотела, чтобы на похоронах её старшего сына был кортеж с лошадьми, но это обернулось катастрофой. Гроб торжественно спустили вниз и поставили в катафалк, но в этот момент из паба вывалилась компания разгорячённых юнцов и визжащих девушек и завернула за угол. Крики испугали лошадей, одна из них попятилась, и это послужило сигналом для остальных – они принялись метаться и брыкаться. Распорядители утратили торжественный вид и принялись с проклятиями тянуть за вожжи, пытаясь не дать катафалку перевернуться. Слышно было, как гроб колотится о стенки. Все гости были напуганы.

Наконец, лошади успокоились, и похороны прошли спокойно, но родители Джулии сохраняли ледяное молчание. Они не пытались утешить друг друга. Как только церемония закончилась, отец сказал, что ему пора в паб – день будет непростой.

– Ты идешь, Эми?

Она потрясла головой.

– Я не могу идти в этот шум, не сейчас.

– Как пожелаешь, – ответил он и удалился.

Семья допоздна не шла домой, но в какой-то момент им пришлось вернуться, потому что младшие дети устали и начали плакать. В пабе творился бедлам, и компания полупьяных посетителей попыталась втащить миссис Мастертон в круг танцующих. Она с трудом вырвалась, загнала детей на второй этаж и заперла за собой дверь. К одиннадцати часам уровень шума достиг критической отметки – все хором пели: «Руки, ноги, потанцуй-ка!» Мужчины и женщины аплодировали, хлопали себя по коленям и пихали друг друга бёдрами. Всё это сопровождалось взрывами хохота, улюлюканьем и свистом. Поскольку всё происходило в праздничный день, безутешной семье пришлось слушать это ещё несколько часов.

Это была лишь первая смерть. Хотя всех детей осмотрели и объявили здоровыми, младшие сыновья один за другим заболели туберкулёзом. Безутешная мать выхаживала их. Двое отправились в санаторий Колиндейл, но вернулись домой умирать, когда врачи сообщили, что больше ничем не могут им помочь. Джулия на всю жизнь запомнила время, когда на втором этаже царила тихая смерть, а внизу гремел пьяный разгул. Мать словно оцепенела от горя, а отец становился всё более угрюмым и молчаливым, но неизменно повторял: «Надо работать!» – и открывал паб. Между мужем и женой нарастало напряжение, и дома то и дело вспыхивали ужасные скандалы, в которых супруги давали волю гневу и досаде.

Последнему мальчику было девять, когда он тоже начал терять вес, падать в обмороки и часто потеть. Он не кашлял, но врач посоветовал миссис Мастертон увезти его за город, на свежий воздух. Они отправились в Скегнесс, климат которого, как говорили, был целителен.

Миссис Мастертон взяла с собой и Джиллиан – на всякий случай, как она говорила родным и друзьям. С мужем она не посоветовалась. К тому моменту они почти не разговаривали. Джиллиан была младшей, и отец любил её больше других. Это была прелестная, ласковая девочка, которая боготворила своего папу, – а тот баловал её вне всякой меры. Он заплатил за домик у моря на полгода вперёд, думая, что жена уедет туда с младшим сыном. Они отправились в путь, пока мистер Мастертон работал в пабе, и только ближе к вечеру, когда Джиллиан не вернулась из школы, он осознал, что произошло.

Это был настоящий удар. Он и не предполагал, что женщины могут быть так коварны. Его переполняла ярость, и первым его порывом было броситься в Скегнесс на следующем же поезде и вернуть девочку. Но Билл Мастертон был умным человеком. Той ночью, закрыв паб, он уселся в своём кабинете, схватившись за голову. Слёзы душили его, и он запер дверь, чтобы никто не видел его в момент слабости. Возможно, жена была права. Они потеряли уже трёх сыновей, а теперь заболел и четвёртый. Он навалился на стол и кусал губы, пока не почувствовал вкус крови. Если его Джиллиан, его милая доченька, умрёт, – ему тоже не жить. Ей лучше побыть у моря, вдали от грязного городского воздуха. Через полгода она вернётся, и её болтовня и смех вновь утешат его сердце.

Так Джулия стала жить с отцом. Ей было шестнадцать, она хорошо училась, и вскоре ей предстояло сдавать экзамены, которые, по мнению преподавателей, должны были дать ей шанс поступить в университет. Отец и дочь остались наедине.