Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку. Прощание с Ист-Эндом

Медицинская наука тогда пребывала в зачаточном состоянии, и лечение предлагалось крайне ограниченное. Непредсказуемость течения и прогнозов чахотки ставила докторов в тупик – некоторые люди умирали через несколько месяцев, другие вдруг выздоравливали без лечения, а кто-то жил полноценной жизнью, иногда прерываемой приступами слабости. Больные молили о врачебном вмешательстве и дрожащими руками цеплялись за малейший проблеск надежды. Но лечение было так же непредсказуемо, как сама болезнь, и, возможно, мало на неё влияло. Несмотря на это, в моду постоянно входили те или иные процедуры. Врачи обширно применяли кровопускание, шпанскую мушку, горчичники и банки, примочки, припарки и ингаляции. Полагали, что дело может быть в образе жизни, и рекомендовали больным физические упражнения – порой им помогали лыжи, верховая езда, прогулки или морские купания. Находились сторонники глубокого дыхания, игры на флейте и пения. Другие эскулапы утверждали, что главное – это отдых, и больным прописывали постельный режим на долгие месяцы или годы, зачастую в жаркой комнате, где нельзя было даже открыть окно. Элизабет Барретт [32]провела в кровати много лет, пока Роберт Браунинг [33]не увёз её в Италию, где ей неожиданно стало лучше!

Питание важно при любом лечении, и модные диеты сменяли друг друга с пугающей частотой. Некоторые доктора советовали строгие ограничения (сейчас бы назвали это лечебным голоданием), и сёстры Бронте почти наверняка страдали от недоедания, предписанного отцом и его врачами. Другие предлагали рацион, богатый мясом, потрохами, тёплой кровью животных, жирами, сливками, рыбой, яйцами или молоком – ослиным, козьим, верблюжьим, овечьим и человеческим (последнее употреблялось в США вплоть до начала ХХ века). Все продукты по очереди получали признание.

Но данные методы не учитывали заразности туберкулёза. Врачи не рекомендовали никаких особых мер предосторожности при уходе за умирающим. Напротив, считалось, что больных надо держать в жарких душных комнатах, где никогда не открывали окна. Есть множество свидетельств того, как любящие родители или братья и сёстры дни и ночи проводили в одной комнате или даже одной постели с чахоточными. Миллионы людей, у которых не было ни единого симптома болезни, на самом деле являлись её переносчиками.

Если все деньги мира не в силах защитить богатых от туберкулёза, что же было с бедняками? Они не могли позволить себе ни роскошных гостиниц на юге Франции или в Швейцарских Альпах, ни даже визита ко врачу. Они с трудом наскребали на аспирин или выпрашивали выходной. Потеря работы вела к нищете, поэтому они работали, пока не умирали.

В промышленных городах (в Англии, а потом в Европе и Америке) замёрзшие, голодные мужчины, женщины и дети работали по двенадцать и более часов в сутки в душных, зловонных цехах, а по ночам возвращались в дома, санитарно-гигиенические условия которых мы даже не можем вообразить. Инфекция распространялась с чудовищной скоростью и прогрессировала из-за недостаточного питания и изнуряющего труда.

В предыдущие столетия детский труд считался в Европе обычным делом. С середины XVIII века в промышленной Европе детей заставляли по двенадцать и более часов работать в душных запертых помещениях. Королевская комиссия по детскому труду на производстве в 1843 году пишет, что семи– и восьмилетние дети «отстают в росте, выглядят бледно и болезненно; самые распространённые заболевания у них – расстройство пищеварительной системы, искривление позвоночника, деформация конечностей и заболевания лёгких, приводящие к чахотке». Количество смертей от туберкулёза среди этих ребятишек даже не учитывалось. Это были дети бедняков или взятые из работных домов, нежеланные, беззащитные и легко заменяемые.

В закрытых работных домах, обитателям которых не позволялось выходить на улицу, болезни были неотъемлемой частью жизни. Единственным свидетельством о туберкулёзе в работном доме, которое мне удалось найти, была запись из Кента, где в 1884 году все семьдесят восемь мальчиков страдали от туберкулёза, а среди девяноста четырёх девочек здоровы были только три. Неизвестно, сколько из них умерло, но, скорее всего, многие. Разумеется, чем хуже условия жизни, тем тяжелее последствия заражения туберкулёзной палочкой. Зафиксировано, что в еврейском гетто в Вене в разгар эпидемии было заражено сто процентов населения, из них двадцать процентов скончалось. Богатые жители Вены боялись и близко подходить к этому району.

Для бедняков болезнь не ассоциировалась с романтическим образом бледного, исхудавшего юноши. Она не становилась поводом ложиться в постель на долгие месяцы и сочинять длинные печальные стихи. Она не давала возможности отправиться в путешествие. И приносила с собой смерть, нищету и осиротевших детей.

Чаще всего от туберкулёза умирали молодые люди, но среди погибших было и немало детей. На кладбище в Бёртоне на границе Англии и Уэльса, где похоронены мои дедушки с бабушками и мой отец, есть могила десяти детей из одной семьи – все они умерли в возрасте от полугода до двенадцати лет от «скоротечной чахотки». У композитора Густава Малера было тринадцать братьев и сестёр, и семеро из них умерли от туберкулёза. Мастертоны, трагическую историю которых я излагаю, были далеко не единственной семьёй с подобной судьбой. В многоквартирных домах Поплара жила пара, все шестеро детей которой, по слухам, умерли от чахотки. Я до сих пор не могу забыть скорбный вид этих супругов.

В те времена не думали о том, как болезнь передаётся от человека к человеку посредством дыхания. Чахотку считали наследственным пороком лёгких, а поскольку ею часто болели целыми семьями, то эта ложная теория получала дополнительные подтверждения. Как ни странно, врачам не приходило в голову задуматься над тем, что внутри закрытых религиозных орденов, где проживали не родственные друг другу монахи и монахини, могли оказаться инфицированными все обитатели.

Однако в 1722 году английский врач Бенджамин Мартен опубликовал статью, в которой говорилось, что, возможно, «мельчайшие живые существа, наделённые способностью селиться в наших телах, грызут и истирают сосуды в лёгких». Эта идея показалась всем такой абсурдной, что медики отказывались в неё верить. Если бы Мартена послушали и приняли надлежащие меры по изоляции больных и дезинфекции, Великой белой европейской чумы можно было бы избежать.

В 1882 году немецкий учёный Роберт Кох в своей домашней лаборатории впервые выделил бациллу туберкулёза при помощи опытов на животных продемонстрировал, что именно она в ответе за болезнь, которая веками ставила в тупик исследователей и медиков. Он также показал, что бацилла может передаваться от человека к животному (и наоборот), а значит, молоко от коровы, больной туберкулёзом, способно заразить людей – особенно детей.