Июнь Ли - Добрее одиночества

– Что между вами произошло?

– Ничего такого. Мне кажется, мы хотели увидеть, сможем ли вписаться в жизнь друг друга, но толком из этого ничего не получилось.

– Почему?

– Думаю, любви было маловато.

– С твоей или его стороны?

– С обеих, – ответила Жуюй.

По крайней мере у Эрика хватило терпения на три года с ней, хотя это были ровно те три года, что продлилась его юридическая битва за развод. Жуюй предпочитала думать, что он потому предложил ей коттедж, что ему нужна была удобная женщина, не сулящая осложнений. Как он выбрал Жуюй – выбрал умно, оба согласились с этим потом, – она не спрашивала; она переехала в коттедж, ибо не имела ни в то время, ни когда-либо лучшего – или худшего – места в жизни. В каком-то смысле им хорошо было друг с другом, но то, что началось на договорной основе, могло кончиться только в рамках условий, писаных или неписаных. Жуюй казалось сейчас, что, возможно, оба они беспрерывно ждали, чтобы другой предложил поправку, – впрочем, разве это могло что-нибудь изменить? Оба не хотели совершить ошибку, и, в конечном счете, ни он, ни она не желали отказаться от своего слегка саркастического взгляда на эти отношения; словно они были соперниками в бизнесе и восхищались друг другом, но должны были, чтобы не попасть впросак, смеяться над своим восхищением. Расстались по-дружески, согласившись больше не контактировать.

– Ну вот, – промолвила Жуюй и посмотрела на часы. – Пожалуй, все насчет моего бывшего работодателя.

– Ты… не любила его из-за человека в Китае?

Жуюй улыбнулась.

– Ты не на шутку уверовала, что в Китае кто-то есть.

– Если нет, то почему… – начала Селия и осеклась.

– Что – почему?

– Если нет, то почему ты надумала сейчас вернуться в Китай?

Жуюй вгляделась в Селию.

– Ты именно этот вопрос собиралась задать?

Селия вздохнула.

– Если нет, то почему ты не хочешь жить реальной жизнью?

Возможно, версия Селии была лучше: повесть о верности и предательстве, о расчете и невинности. На мгновение Жуюй увидела себя глазами Селии – и Эдвина: жизнь под знаком первой близости, если не первой любви; годы, прожитые или растраченные, в ожидании смерти другой женщины. Роман и трагедия были бы идеальными сносками к ее непримечательной жизни; без этой драмы и тайны остается одна обыденность. Но как она могла объяснить, что хотела одного – быть сама по себе, не быть ничьей собственностью? Когда-то она была, хоть и совсем недолго, собственностью родителей, потом принадлежала тетям-бабушкам, считавшим, что она принадлежит не столько им, сколько их богу; разные люди после этого претендовали на нее, но, оставаясь ничейной, ты не можешь снова быть отвергнута.

– Ау, – промолвила Селия. – Ау-у-у.

Жуюй опять взглянула на часы и допила кофе.

– Мне не хочется прерывать разговор, но скоро пора будет в магазин.

– Еще есть время, – сказала Селия. – Я тебя отвезу. Слушай, зря ты так напряглась. Мы же твои друзья, мы искренне обеспокоены из-за тебя. Вот из-за чего эти вопросы.

– Я знаю, – отозвалась Жуюй.

– И, что бы ты ни чувствовала сейчас, не принимай поспешных решений, – сказала Селия и, увидев, что Жуюй, похоже, не поняла, наклонилась ближе. – Не надо возвращаться в Китай.

– Почему?

– Тебе не кажется, что ты заслуживаешь лучшего, чем у тебя было? Зачем ехать к подонку, который двадцать лет продержал тебя в подвешенном состоянии?

Жуюй задалась вопросом, не согласиться ли с этой историей, не вступить ли во владение тем, что ей не принадлежит, чтобы Селия и Эдвин, когда она исчезнет из их мира, и дальше представляли ее себе персонажем героической сказки о любви и глупости. Глупость – ладно, но с любовью жить труднее, и если Селия и Эдвин будут о ней вспоминать, она предпочла бы не быть в этих воспоминаниях ни с кем связанной. Может быть, она более эгоистична, чем думала: даже в чьих-то мыслях ей невыносимо сосуществовать с другим человеком.

– Очень умный совет, Селия, но моя жизнь скучней, чем тебе кажется. Нет в Китае мужчины, которого ты вообразила. У меня нет родных. Я не езжу в поездки. Я не ем в ресторанах. Я не хожу в кино. Было два брака, и оба неудачные. Сейчас у меня никого, ни в этой стране, ни в той. Тебе, может быть, интересно будет узнать, что у меня нет медицинской страховки. Как вы, американцы, называете таких людей? Лузерами?

– У тебя нет медицинской страховки?

– Селия, я не могу ее себе позволить. Ты правда думаешь, что это хобби у меня – продавать шоколад и заботиться о чужих собаках?

– Но ты не похожа на человека, которому трудно, – сказала Селия. – В смысле, денежно.

– И поэтому должен быть кто-то, кто тайно переводит мне деньги?

Селия выглядела болезненно озадаченной. Быть спрятанной любовницей, подумала Жуюй, это, безусловно, быть кем-то; оказавшись никем, она, должно быть, разочаровала Селию.

– Но почему ты не хочешь жить, а не существовать? – спросила Селия после паузы. – Насколько я могу судить, ты могла бы иметь многое, если бы захотела.

А что если, невольно и жестоко подумала Жуюй, она захотела бы Эдвина? Она резко встала.

– Нам, кроме шуток, надо уже ехать – и заранее благодарна, что ты вызвалась подвезти, я без этого не обойдусь.

Выводя машину задним ходом с подъездной дорожки, Селия молчала. Должно быть, чувствовала себя обманутой – впрочем, из Жуюй не раз пытались лепить то или это; играть предложенную роль – не ее удел, и она не видела причин извиняться. Сменив тон на более легкий, она спросила Селию про предстоящую поездку с Эдвином на карибский курорт, в связи с которой Селия сетовала на свой небезупречный оттенок кожи и на утрату идеальной для бикини фигуры.

– Кстати, – сказала Селия, чуть ослабив хватку на руле. – Помнишь, ты обещала позаботиться о моих мальчиках, пока нас не будет?

– И ты боишься, что я упорхну и поставлю тебя в последнюю минуту в трудное положение?

– Откуда мне знать? – сказала Селия. – После этих разговоров о возвращении в Китай.

– Чтобы ты не беспокоилась, я поделюсь с тобой секретом: у меня пока и паспорта-то нет.

– Чем больше ты о себе сообщаешь, тем хуже, кажется, я тебя знаю. Может быть – кто знает, – ты северокорейская шпионка?

Жуюй так редко смеялась, что теперь Селия повернулась к ней и несколько секунд смотрела, прежде чем перевести взгляд обратно на дорогу.

– Серьезно: у тебя китайское гражданство, или американское, или оба?

– Американское, – ответила Жуюй. – Могу, если хочешь, показать документы о натурализации.

Селия вздохнула, заезжая на маленькую парковочную площадку за магазином.

– Дело в том, – сказала она, поворачиваясь к Жуюй, – что странное у меня ощущение сейчас из-за того, что мы массу всего о тебе не знаем.