Габриэлла Зевин - Повседневная логика счастья

— Да. Я ждала: может, Дэниел скажет что-нибудь, может, он узнает девушку и заявит свои права на ребенка. Но он молчал. А я, трусиха, не решалась заговорить первой.

Ламбиазе обнял ее.

— Что было, то прошло, — сказал он. — Даже если считать это преступлением…

— Это и есть преступление.

— Даже если считать это преступлением, — повторил Ламбиазе, — никого из тех, кто о нем знал, нет в живых.

— Кроме Майи.

— У Майи все сложилось отлично.

Исмей покачала головой:

— Наверное.

— Я думаю, — сказал Ламбиазе, — что, украв книгу, ты спасла Эй Джею Фикри жизнь. Вот что я думаю.

— Что ты за коп? — спросила Исмей.

— Я старый коп.

На следующий день, как каждую третью среду месяца, в магазине «Книжный остров» собрались члены клуба «Выбор шефа». Десять лет назад, в первые дни существования клуба, офицеры ходили на его заседания из чувства долга, но со временем в них пробудился искренний интерес к обсуждению прочитанных книг. Постепенно «Выбор шефа» превратился в самый большой книжный клуб острова. Его костяк по-прежнему составляли полицейские, но вместе с ними во встречах принимали участие их жены, а иногда (если позволял возраст) даже дети. Несколько лет назад Ламбиазе ввел правило, согласно которому членам клуба запрещалось приходить на заседания с табельным оружием. Он настоял на этом после того, как в ходе бурного обсуждения «Дома из песка и тумана» один молодой коп наставил на другого пистолет. (Впоследствии Ламбиазе говорил Эй Джею, что считает себя виноватым в неудачном выборе книги: «Главный герой — полицейский — интересен как персонаж, но отличается редкостной моральной неустойчивостью. Впредь ограничимся детективным жанром без особых претензий».) Если оставить в стороне этот инцидент, члены клуба обходились без насилия, которого вполне хватало в обсуждаемых книгах.

Ламбиазе, по своему обыкновению, пришел пораньше, чтобы подготовиться к заседанию и поболтать с Эй Джеем.

— Вот, лежало у тебя под дверью, — сказал Ламбиазе, заходя в магазин, и протянул другу пухлый конверт с его именем.

— Очередной пробник, наверное, — сказал Эй Джей.

— Чем черт не шутит, — улыбнулся Ламбиазе. — А вдруг в этом пакете шедевр?

— Ну да, конечно. Великий американский роман. Определю его в стопку «Прочесть, пока мозг не перестал работать».

Эй Джей положил пакет на кассовую стойку, но Ламбиазе продолжал пожирать его взглядом.

— Никогда нельзя знать, какой подарок тебе подкинет судьба, — сказал полицейский.

— Я как та девушка, которая слишком часто ходила на свидания с разными парнями, каждый раз надеялась, что наконец встретила «единственного», и каждый раз испытывала горькое разочарование. А что, копы разве не такие?

— Какие такие?

— Циничные, — сказал Эй Джей. — Разве в вашей жизни не наступает момент, когда вы начинаете ждать от людей только самого худшего?

Ламбиазе покачал головой:

— Нет. Хорошие люди попадаются мне не реже плохих.

— Например? Назови кого-нибудь.

— Например, ты, мой друг, — откашлявшись, сказал Ламбиазе, и Эй Джей не нашелся с ответом. — Есть хорошие детективы, которых я не читал? Нужно взять что-нибудь для клуба «Выбор шефа».

Эй Джей подошел к полке с детективами и пробежался взглядом по корешкам. Почти все они были решены в красно-черной гамме, почти на всех название было выбито большими буквами белого или серебристого цвета, чье однообразие изредка нарушалось бьющими в глаза пятнами флуоресцентной краски. Эй Джей задумался о том, что все романы, написанные в жанре детектива, чем-то похожи. Что же все-таки отличает одну книгу от другой? То и отличает, сказал он себе, что на самом деле они совершенно разные. Но чтобы понять это, их надо читать. Надо верить в лучшее. Надо быть готовым к разочарованиям, чтобы получить возможность иногда приходить в восторг.

Эй Джей снял с полки книгу и протянул ее другу:

— Может, эту?

«Лот номер 2200. Книга, которая попала на наш аукцион в последнюю минуту. Редкая удача для знатоков — „Тамерлан и другие стихотворения“ Эдгара Аллана По. Издана, когда По было восемнадцать лет и он подписывался как Бостонец. Первоначальный тираж составил всего пятьдесят экземпляров. „Тамерлан“ станет жемчужиной любой серьезной букинистической коллекции. У предлагаемого экземпляра имеются небольшие потертости на корешке и следы цветных карандашей на обложке. Эти повреждения ни в коем случае не портят красоты и не умаляют редкости книги, которую невозможно переоценить. Стартовая цена двадцать тысяч долларов».

«Тамерлана» купили за семьдесят две тысячи долларов, что ненамного, но все-таки превысило стартовую цену. После вычета налогов и комиссии у Эй Джея осталось достаточно, чтобы оплатить операцию и первый курс лучевой терапии.

Даже получив от «Кристис» чек, Эй Джей сомневался, стоит ли ложиться в больницу. Его не оставляла мысль, что деньги лучше потратить на образование Майи.

— Нет, — сказала Майя. — Я умная. Получу стипендию. Напишу самое грустное в мире вступительное заявление, в котором расскажу о том, что мать-одиночка бросила меня в книжном магазине, а у моего приемного отца обнаружили редчайшую форму рака мозга, но, несмотря ни на что, я стала полноценным членом общества. Ручаюсь, что прокатит, пап.

— Слишком примитивно для тебя, мой книжный червячок, — засмеялся Эй Джей, глядя на порожденного им монстра.

— У меня тоже есть кое-какие деньги, — подхватила жена.

Одним словом, женщины Эй Джея выразили желание, чтобы он жил, и он записался на операцию.

— Пока я здесь сидела, мне стало очевидно, что «Цветок запоздалый» — чушь собачья, — с горечью сказала Амелия. Она встала и подошла к окну. — Раздвинуть шторы или так оставить? Если раздвинуть, получим немножко солнца и прелестный вид на детскую больницу напротив. А если не раздвигать, ты сможешь любоваться мертвенной бледностью моего лица при свете люминесцентных ламп. Выбирай.

— Раздвинуть, — сказал Эй Джей. — Я хочу запомнить тебя самой красивой.

— Помнишь, Фридман писал, что описать больничную палату невозможно? Якобы потому, что описывать палату, в которой лежит любимый человек, слишком больно? Как мы могли находить эту ересь поэтичной? Мне стыдно за нас. Теперь я всем сердцем соглашаюсь с людьми, которые отказывались читать «Цветок запоздалый». И благодарна автору обложки, который нарисовал цветы и ступни. И знаешь почему? Больничную палату описать легче легкого. Она серая. В ней висят худшие в мире картины. Такие даже в «Холидей Инн» не возьмут. И еще здесь воняет. Дезинфекцией, неспособной заглушить запах мочи.