Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

Дальше помощь крестьян не требовалась. За поворотом начиналась дорога на Турну-Рошу, по которой можно было пройти без проводников. Отряд остановился, мы спешились, разминая затекшие, замерзшие конечности, и я обратился к проводникам:

– Спасибо, друзья, вы здорово мне помогли. Какую вы за это хотите награду. Золото? Землю?

Пастухи склонили спины в поклонах, но ответил за всех самый старший – Исайя:

– Ваша щедрость всем хорошо известна, ваше высочество, но мы не из-за награды старались вам помочь. Просто свой долг выполняли перед князем и отечеством.

Я покачал головой. Какие бы несчастья не преследовали меня, я все еще был воеводой Валахии, все еще обладал властью. Благие деяния следовало щедро вознаграждать, а у меня имелась такая возможность. Хотя войско растаяло, казну удалось сохранить, и я вез деньги с собой, надеясь использовать их для продолжения войны.

– Так не годится, Исайя. Это моя благодарность, и ты обидишь меня, если не примешь ее. Золото – просто металл, но и он порой оказывается крайне необходимым, хотя материальные ценности не могут сравниться с порывами души.

Мужик неожиданно упал на колени:

– Нам не нужно золото, ваше высочество – оно быстро утечет в кошельки богатых. Пожалуйте нам землю!

– Будь по-вашему. Откуда вы?

– Из деревни Арефу, ваше высочество.

И тут крестьяне, позабыв об условностях, начали наперебой объяснять, что именно они хотят получить в свое владение. Я внимательно слушал, а потом подвел итог:

– Всем пятерым, что помогли своему князю в трудную минуту, я жалую все земли к югу от Арефу, что вы можете окинуть взглядом. Среди них – шестнадцать холмов с овечьими пастбищами, лесными и речными угодьями. Земли эти, полученные в дар на вечные времена не могут быть конфискованы ни князем, ни боярином, ни церковью, и станут наследоваться из поколения в поколение вашими семьями.

Закончив говорить, я перевел взгляд на секретаря. Фарма только развел руками – как оказалось, у него давно закончилась бумага, и мне не на чем было написать грамоту. Выход нашел сообразительный Исайя – он извлек откуда-то шкурку какого-то зверька, кажется, обыкновенного кролика или зайца, которую можно было использовать вместо пергамента. Большой плоский камень заменил стол, а у Фарма все же нашлись чернила. Я написал дарственную, поставил подпись и протянул столь необычный документ Исайе:

– Теперь вы хозяева своей земли. Такова моя воля!

– Благослови вас Господь, ваше высочество! Мы вас все будем ждать, возвращайтесь! Обязательно возвращайтесь! Вы наш заступник, вы столько добра делаете простым людям. Не бросайте нас, грешных! Защитите от супостатов!

– Я вернусь, Исайя. Вернусь и вышвырну врага с нашей земли. Не сомневайтесь.

– Слава Богу! Что нам делать без нашего заступника Влада Воеводы? Кто нас еще защитит?!

Пастухи крестились, долго махали нам вслед. А я уже дал приказ двигаться дальше, сел в седло, посадил перед собой сына. Ветер немного утих, но снег пошел сильнее, белым саваном окутывая землю. Мы шли вперед, оставив позади разрушенную, опустошенную страну, а за снежной пеленой ждала неизвестность…

У юноши были широкие крепкие плечи, но при этом утонченное, красивое лицо с огромными глазами, огонь которых скрывали пушистые ресницы.

– Почему ты грустишь, Ладислаус? – пышногрудая красотка запустила пальцы в его густые вьющиеся волосы. – Мне же скучно! Поговори со мной!

Но тот, кого называли Ладислаусом, словно не замечал льнущую к нему девушку. Отодвинув кружку с недопитым пивом, он прислушивался к разговору за соседним столом. Там сидели подвыпившие ремесленники, оживленно болтавшие, хохотавшие, то и дело, сыпавшие непристойными словечками.

– Говорят, что этот изувер находится совсем рядом, здесь, в Вишеграде! То ли в Соломоновой башне, то ли в каком-то подвале, – размашисто жестикулировал рассказчик, воодушевленный вниманием слушателей. – Даже в темнице не избавился он от своих гнусных привычек – только тем и занимается, что ловит крыс, сажает их на колышки и смотрит, как они корчатся. Это его заводит.

– Да что нам крысы! Я их сам немало передавил, – перебил рассказчика лысый толстяк. – Лучше расскажи про то, как Дракула посадил на кол монаха вместе с ослом.

– Нет, давай о том, как он скармливал младенцев матерям, а потом отрезал бабам сиськи и давал полакомиться мужьям. Вот это забава! – опрокинув кружку, заговорил третий ремесленник. – Или как прут раскаленный девкам между ног втыкал.

– А про то, как Дракула распорол брюхо своей любовнице, слышал?

Эту историю собутыльники еще не знали, и главный рассказчик, прихлебывая пиво, начал рассказывать о том, как злодей приказал распороть живот женщине, желая проверить, беременна она или нет. Красивый юноша слушал доносившуюся до него беседу с окаменевшим лицом. Отстранив свою подружку, расстроенную таким невниманием, он поднялся из-за стола, направился к выходу из таверны.

Дунай величественно и неспешно катил свои воды мимо возвышавшегося на скалистом отроге Вишеградского королевского дворца. Сын Влада Дракулы Влад, которого здесь, в этом так и не ставшем ему родным городе, называли Ладислаусом, стоял на берегу, напряженно всматриваясь в очертания расположенной намного ниже дворца Соломоновой башни. Он думал об отце.

Отрочество и юность Влад провел в Венгрии, воспоминания о детстве были неясными и туманными. Но все годы, проведенные на чужбине, сын валашского воеводы помнил об отце. Однако со временем, когда былая острота чувств схлынула и детство отступило в прошлое, отношение к человеку, давшему ему жизнь, стало меняться. Только теперь, стоя у подножья крепости-тюрьмы Влад позволил себе признать это. В первые годы жизни на чужбине он боготворил отца, считал святым, живой легендой, горячо молился за него каждую ночь, но время постепенно притупляло эмоции. По-сути, Влад не знал Дракулу, а те воспоминания, что сохранились в душе, вряд ли можно было считать объективными. Дети не могут в полной мере осознавать происходящие вокруг события, представляя мир иначе, нежели он есть на самом деле. Влад любил отца, видел в нем бесстрашного героя и не хотел слушать тех, кто рассказывал о князе страшные вещи. Но дыма без огня не бывает, и кто знает, вдруг эти истории имели под собой реальную основу? Влад слышал отвратительные рассказы отовсюду, из года в год, и хотя с негодованием отвергал их, яд сомнения исподволь разъедал душу.

Проходившие мимо люди с удивлением посматривали на неподвижно стоявшего, словно оцепеневшего юношу, а он не замечал ничего, пытаясь разобраться в собственных чувствах. «Дракула сжег четыреста мальчиков, приехавших в Валахию изучать язык. Дракула закапывал людей в землю и разводил над ними огонь. Дракула варил пленных в котлах и насаживал их на колья. Дракула сжигал и грабил церкви. Дракула казнил матерей с детьми. Деяния Дракулы превосходили зверства тиранов древности – Нерона и Диоклетиана. Дракула казнил цыгана и заставил других цыган съесть его. Дракула казнил пятьсот дворян, не знавших числа правителей Валахии. Дракула приказал распороть живот любовнице. Дракула истязал людей на точильном камне. Дракула заставлял матерей есть своих детей, а мужей – своих жен. Дракула прибил береты к головам французских послов. Дракула пригласил нищих на пир и затем вероломно сжег их…» – каждое из этих обвинений отзывалось ударом бича, и Влад даже голову сжал ладонями, пытаясь заглушить звучавшие в мозгу слова.