Карлос Фуэнтес - Край безоблачной ясности

— Пимпинела де Овандо.

— Ого! Из тех самых Овандо?

Пимпинела улыбается ослепительной улыбкой. С удовольствием, которое ее амфитрионы не преминут превратно истолковать, она обводит взглядом гостиную. Калифорнийская оболочка — цветные окна с рамами в духе пост-чурригереско, обилие решеток, плиточный пол — заполнена мебелью в стиле «модерн»: никелированные ножки, каучуковые сиденья, столики, покрытые красным лаком; и дюжина зеркал всевозможных форм — в виде звезды, полумесяца, волны, лестницы. Хозяйка дома с видимым энтузиазмом манипулирует рычажком, открывая и прикрывая жалюзи.

— В Мехико прелестно декорируют интерьеры, — вздыхает Пимпинела.

— Будьте как дома.

— Какая очаровательная картина!

— Вы знаете, это одна из первых вещей, которые я купил.

— Похоже на Тьеполо. Здесь есть что-то от этой насыщенности колорита, от этой сумеречной прелести Венеции.

— Так и есть, так и есть. Это Венеция в сумерках.

— Гм-м-м. — Пимпинела одаряет улыбкой амфитрионов. — Как приятно! Я давно не видела такого прекрасного интерьера.

— Вот, вот.

— Вас как connaisseur [156] , генерал, наверное, заинтересовали бы некоторые картины, которые у меня сохранились. Конечно, они относятся к семнадцатому веку и переходили из поколения в поколение, но для вас…

— Мы можем перейти на «ты», правда?

— Пимпинела! Я так полюбила вас… так полюбила тебя… — Сильвия Регулес наливает две чашки дымящегося чаю. — Лимон?

— Спасибо.

Косые лучи заходящего солнца падают в широкие окна особняка в Лас-Ломас и нимбом окружают голову и плечи Пимпинелы.

— Твои советы по поводу той party [157] были великолепны, просто великолепны, Пимпинела. Не знаю, как тебе отплатить… Пимпинела похлопывает Сильвию по руке.

— Забудь об этом. Так приятно в нынешнем Мехико встретить такую женщину, как ты. Утонченности нельзя научиться, дорогая Сильвия. Знаешь, после того, как мы все потеряли во время революции, единственная радость для нас находить равных нам людей, в обществе которых можно думать, что ничего не потеряно, что вкус и элегантность…

— Дорогая Пимпинела…

— Словом, находить родственные души.

— Твоя дружба так много значит для меня. — Сильвия слегка вздергивает нос, гладит себя по шее и трогает серьги. — Знаешь, Роберто всегда загружен работой, бедняжка. Ему то и дело звонят из канцелярии президента. Он уже советник бог знает скольких компаний.

— Да, я знаю, что это такое. Мой отец тоже вел такую жизнь. Но для нас все это кончилось. А ведь мы, знаешь ли, кое-что значили.

— Пимпинела! Это было ужасно! — Сильвия подносит руки к горлу и делает круглые глаза. — Все эти убийства, эти расправы над несчастными священниками. И грабежи, грабежи. Сколько пропало прекрасных асьенд.

— Да, все это верно. Но повторяю: важно сохранить дружеские отношения, а не материальные блага. Дружеские отношения, утонченность, вкус, подлинные духовные ценности.

— Да, да, Пимпинела. Именно это я чувствую, когда я с тобой. Иногда мне здесь так тоскливо одной — дети в школе, а Роберто работает до десяти вечера.

— Рассчитывай на меня. Мы всегда можем погулять, сходить в кино, выпить рюмочку.

За окном раздается настойчивый автомобильный гудок. Пимпинела достает из сумочки зеркальце и пудреницу.

— Это Пьеро Казо приехал за мной. Завтра увидимся, правда?

— Да. — Сильвия снова трогает серьги и делает вид, что проглатывает слезу. — Пьер Казо, этот красавец, фотографии которого то и дело помещают в светской хронике?

— Он самый. Он очарователен, а так как ему больше нечего делать, кроме как развлекать своих подружек, с ним не соскучишься! Хочешь, я познакомлю тебя с ним?

— Норма, Норма, если бы я не понимала, что ты делаешь это только ради дружбы, которая нас связывает…

— Конечно, Пимпинела, еще бы! Как мне не понимать твое положение, когда я сама прошла через это! Мне посчастливилось выйти замуж за Федерико и тем самым разрешить все свои проблемы. Как я могу не помочь подруге из моего круга?..

— Да, Норма, для нас всегда будет спасением верность своему кругу. Есть люди, которые этого не понимают.

— Ты можешь во всем рассчитывать на меня. Я сегодня же поговорю с Федерико. Он не любит, чтобы я вмешивалась в его дела, но для тебя я сделаю все, что угодно.

— Тетя Лоренса очарована тобой.

— Она прелесть. Она напоминает мне мою покойную мать.

— Она говорит, что всегда рада будет тебя видеть, что ты ей напоминаешь молодость.

— Какая прелесть! Знаешь, люди, получившие одинаковое воспитание, рано или поздно сходятся. В особенности в этой аморальной атмосфере. Как тебе нравится история с Сильвией и Казо?

— Не надо винить ее. Она жила так одиноко, без малейшего внимания со стороны мужа, в особенности в тех мелочах, которые так много значат.

— Я живу точно так же, но ведь не жалуюсь и не ищу любовников.

— Конечно, в том-то и разница. Ты женщина из порядочного общества, а это дает силу.

— Наверное, он уже возил ее на ту асьенду, правда?

— Разумеется; они проводят там каждый уик-энд.

— Интересно, чем это кончится. Поживем — увидим. Как приятно иметь такую подругу, как ты, Пимпинела, возвышающуюся над всей этой пошлостью.

— Этому нельзя научиться, Норма… Такими нас воспитали.

— И ни о чем не беспокойся; дело будет решено в твою пользу. Напиши на листке бумаги, чего ты хочешь, хорошо?

Пимпинела встала с дивана и зажгла свет; иголку заело, и она издавала одну и ту же визгливую скрипичную ноту; однако это тоже Вивальди, подумала Пимпинела и предоставила визгу без конца повторяться. Она стояла перед зеркалом, глядя на изящную блондинку, на ее тонкую, стройную фигуру, строгий черный костюм, орлиный нос, отливающие металлом глаза, надменный подбородок, обозначившиеся морщинки у рта, и в то же время как бы сквозь стекло: ей хотелось снова восстановить в памяти былое, детство, все мелочи домашнего обихода… «Сеньора, Пимпинела не хочет есть»… «Не им меня судить», — сказала она, и опять погасила свет. А иголка все скрипела по пластинке.

Лицо каталонского типа, словно вырубленное топором, а против него круглое, красное, но усталое лицо. Каталонка сидит на стуле, прямая, как его спинка; на стенах крохотной комнатушки старые фотографии, две репродукции «Капричос», полка с зачитанными книгами: Прадос, Эрнандес, Гарсиа Лорка, Леон Фелипе, Альтолагирре.

— Так, значит, вы его видели?

— Видеть-то видел, сеньора… но ваш муж был очень плох, вы бы его не узнали.