Дана Реинхардт - Скажи нам правду

В пятницу ко мне пришли мои лучшие друзья. Мама приготовила любимую лазанью, Мэгги испекла пирог в виде водительских прав. Мы ели с бумажных тарелок Натали, на которых был нарисован Человек-Паук: когда-то он мне нравился, а Натали была в том возрасте, когда считают, что, если ты что-то любишь, это навсегда.

В субботу вечером я поехал во «Второй шанс», и это был мой первый самостоятельный выезд на грузовике Леонарда.

В шесть тридцать пять я остановился напротив того самого знака, который заметил во время долгого одинокого похода домой несколько месяцев назад. Казалось, этот знак сиял, как Вегас или Таймс-сквер. Этот ЗНАК – яркий, большой, мерцающий – вновь светил мне сегодня вечером, когда я смотрел на него, сидя за рулем автомобиля Леонарда.

ВТОРОЙ ШАНС.

В конечном итоге это действительно оказался ЗНАК, но он обещал не второй шанс с Пенни – он обещал второй шанс для меня.

Я вышел из грузовика, взял сумки с покупками и подошел к стеклянной двери, где вновь прочел послание.

ЭТО: твое место.

ЗДЕСЬ: начнутся изменения.

СЕГОДНЯ: время пришло.

Я открыл дверь и вошел внутрь.

Никаких громких вздохов. Никаких отвисших челюстей. Ни перешептываний: «Он здесь?» Но и никаких улыбок. Никаких «Привет, Ривер». Никаких жестов.

Меня ожидал пустой стул в центре круга. На четвертом стуле слева сидела Дафна. Я не пытался поймать ее взгляд, не в силах вынести, если бы она отвернулась.

Я вышел в центр, открыл сумки и начал раздавать содержимое. Кристоферу я подал теплый французский сэндвич от «Филиппе», который купил чуть раньше этим днем. Бри – разноцветную морковь и спред из козьего сыра с медом и чабрецом из «Цельных продуктов». Мейсону досталась кукуруза с пирса Санта-Моника, поскольку однажды он рассказал, что приемная мать отвезла его туда в день их первой встречи. Для Эверетта я привез несколько травяных чаев, а для Дафны – клубничные «Джарритос» и пакет свежих кукурузных чипсов из такерии в Венис, где мы ужинали тем вечером, когда я впервые ехал на автобусе. Остальные закуски я передал по кругу.

Всю неделю я нервничал, но теперь, опустившись на металлический складной стул и сделав глубокий вдох, я начал рассказывать свою историю – свою настоящую историю – и ощутил тот покой, который испытывал на этих субботних вечерах в последние несколько месяцев.

Я говорил больше, чем на всех предыдущих встречах, вместе взятых. Никто не закатывал глаза и не отворачивался, даже Мейсон. А некоторые, как я заметил, втихомолку ели то, что я принес.

– Даже если я бы набрался смелости и сказал правду в тот первый вечер, – закончил я, – то ничего бы не понял. Я думал, все дело в Пенни. В том, что меня бросили. Но эти субботние встречи объяснили мне, что все гораздо сложнее. Вы сделали меня… лучше. – Я замолчал, чтобы перевести дух. Побороть внутреннюю лягушку. – И мне очень важно, чтобы вы знали: хотя я почти ничего не говорил, я слушал. Я слышал всех вас. Каждого. И… простите меня за всю эту ложь.

Последнее «простите» я прохрипел. На глаза навернулись слезы, и я вытер их.

Я встал, сложил кресло и прислонил его к стене.

– Эй, Ривер.

Я обернулся. Мейсон.

– Надеюсь, мы больше никогда не увидим здесь твою грустную лживую физиономию. Но прежде, чем ты уйдешь… – он вздохнул и показал на попкорн у себя на коленях, – пять с плюсом за закуски.

Я вышел из здания и сел в грузовик Леонарда. Не был нужен ни дождь, ни сентиментальная музыка Уилла – я ехал домой и плакал всю дорогу.

На следующее утро я проснулся рано. Мама и Леонард еще спали, как и Натали. Я сделал то, что, очевидно, не прибавит у них доверия и не улучшит мою репутацию: взял без спроса грузовик Леонарда, оставив записку, что вернусь позже, что буду осторожен и прошу прощения – просто не хотел никого будить.

Я поехал в то самое кафе на Венис-Бич, где собирал сообщение из татуировок для Дафны – ПОЗВОНИ МНЕ, – и заказал кофе с бутербродом. Презентация Тадеуса Дина на конференции по взаимосвязанности и разрешению конфликтов в Бартон-центре начиналась в одиннадцать. Времени было достаточно.

Думаю, с той самой минуты, как я увидел его в расписании конференции – ухмылка, квадратные очки, руки сложены на груди, стоит, прислонившись к кирпичной стене, – я знал, что отправлюсь на эту встречу. Может, подойду к нему после лекции, пока у него все еще работает гарнитура с этим дурацким маленьким микрофоном. Может, он взглянет на меня как на очередного молодого, честолюбивого предпринимателя, который надеется научиться у него премудрости. «Да? – скажет он. – Что бы вы хотели узнать?»

А может, посмотрев на меня, он узнает свои собственные черты, протянет ко мне руки или даже раскроет объятия. «Ривер! – воскликнет он. – Мой мальчик! Мой сын! Посмотри, как ты вырос!»

Я не знал, чего ожидать, когда увижу его лицом к лицу. Но ни один из сценариев, которые я проигрывал у себя в голове, не включал ситуацию, где я стоял в одиночестве у Бартон-центра, потому что все билеты на конференцию давным-давно были распроданы.

Охранник, чья задача была отшивать мне подобных, не испытывал никакого сочувствия. Он с бесстрастным лицом преградил мне путь.

– Мне… мне надо поговорить с Тадеусом Дином. Пожалуйста. Это очень, очень важно.

Толпа позади меня была огромной и продолжала расти; люди шли с пропусками, повесив их на шею за шнурок.

– Извини, приятель.

– Вы не извиняетесь.

Охранник уставился на меня.

– Я имею в виду, что это не похоже на настоящее извинение. Когда вы извиняетесь, то признаете, что причинили кому-то боль… а сейчас вы явно не понимаете, что причинили боль мне.

– Отойди.

Я отошел на полшага. Может, стоило войти в другую дверь, попытать счастья с другим охранником, но я стоял, как скала среди бурного прилива. Когда все исчезли в здании, охранник вновь повернулся ко мне.

Он оглядел меня сверху донизу:

– Этот парень действительно тебе так нужен?

Вопрос был хороший. Это и был тот самый ВОПРОС. Так ли нужен мне Тадеус Дин?

– Он мой отец.

– Тогда почему у тебя нет пропуска?

– Потому что он не видел меня лет двенадцать.

Охранник был изумлен:

– У тебя есть какие-нибудь документы?

Я показал ему новенькие водительские права:

– Видите? Моя фамилия тоже Дин. По крайней мере, сейчас. Я собираюсь ее менять.

Охранник взял их, потом протянул обратно, пожал плечами и открыл дверь:

– Входи.

Аудитория была переполнена; некоторые сидели на полу, скрестив ноги, как нетерпеливые дошкольники. Я стоял позади всех. Наконец свет погас, и прожектор осветил пустую сцену. Когда на ней показался Тадеус Дин, зал наполнился громом аплодисментов.

– Спасибо. Спасибо. Большое спасибо. – Руки к груди. Легкий наклон головы. – Спасибо. Большое спасибо. Когда я был маленьким, – начал отец, – у меня были большие мечты.