Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Высокий лоб Уильямса наморщился, и на его лице отразилась растерянность. Уильямс никогда не выходил из себя, он лишь испытывал порой временную растерянность.

— Сегодня Лиз говорила мне о чоло. Она показывала их прекрасные вышивки, — сказал Хоуэл.

— Они вам понравились? У нас с Мэри символизм вызывает отвращение. — Морщинки на лбу разгладились, и Уильямс, улыбаясь, самокритично заявил: — Возможно, мы относимся к их вышивкам с предубеждением.

— И много здесь чоло? — спросил Хоуэл.

— Человек восемьсот, — ответил Уильямс. — Они полукочевники, поэтому точно сказать трудно. К сожалению, они быстро вымирают.

— И скольких вы надеетесь научить читать?

— Процентов пять, — ответил Уильямс, — если повезет.

— То есть всего сорок человек? — спросил Хоуэл.

— Если сорок индейцев научатся читать, мы с Мэри будем довольны. Даже очень довольны. Это было бы прекрасным вознаграждением за все наши труды. Многие из наших братьев миссионеров, работающих в джунглях Амазонки, сталкиваются с еще более серьезными трудностями. Некоторые из них пытались донести содержание Библии до племен, в которых насчитывалась всего сотня индейцев; порой миссионеры испытывали страшное разочарование — племя вымирало раньше, чем им удавалось закончить перевод, и многолетний труд сводился на нет.

Повинуясь внутреннему импульсу, Хоуэл задал вопрос:

— Вы случайно не слышали об индейцах гуахибо?

— Конечно, слышал, — ответил Уильямс, — именно о таких племенах и идет речь. Брат миссионер работал там весьма успешно. Но, к несчастью, на их земле обнаружили нефть, и произошло неизбежное.

— Что именно? — спросил Хоуэл в надежде, что Уильямс, живущий в глубокой провинции, может зпать какие-то факты, которые ускользнули от него в столице.

— Их снова загнали в лес, — ответил Уильямс.

— Где они, вероятно, умерли с голоду?

— Да, именно так, — подтвердил Уильямс. — Во всяком случае, большинство. Это племя так и не услышало слова божьего. Уинтроп Шэпп, мой близкий друг, напрасно потратил пять лет на перевод Священного писания. Он завершил работу над Евангелием от Марка за неделю до вторжения колонистов. Там произошла чудовищная трагедия.

Они перешли в гостиную. Коллекция горных пород, собранная Уильямсом, вызвала у них восхищение.

Мэри принесла кофе и разнообразные сэндвичи, и Харгрейв приподнял край одного из них, проверяя, нет ли там мяса.

— Что касается чоло, — негромко заговорил Уильямс, — то на прошлой неделе до нас дошло неприятное известие. Один новообращенный индеец сообщил старосте, что незадолго до его ухода из деревни к ним приходил какой-то партизан. Я должен объяснить, что староста назначается из числа обращенных, заслуживающих поощрения, он обладает некоторой властью над прочими и пользуется привилегиями.

— Старосты — это люди со смешанной кровью, — пояснила Мэри. — Чоло не знают, что такое соперничество, у них нет стремления к власти. Они сущие дети.

— Это известие нас обеспокоило, потому что оно подтвердило слухи о том, что партизаны начали уделять внимание работе с индейцами. В деревне, расположенной в Кордильерах на высоте десяти тысяч футов, появился человек, подарил старейшинам ножи и бусы, провел там неделю и скрылся. Полковник Арана, шеф местных органов безопасности, считает, что этот человек изучал характер местности. Событие наделало много шума. Люди Араны в течение двух дней допрашивали индейцев, живущих в нашем поселении.

— Хуже всего то, что полиция забрала юношу индейца, — добавила Мэри. — С тех пор ничего о нем не слышно. Ты не забыл позвонить полковнику Аране, дорогой? — спросила она мужа.

— Я звонил, но не застал его. Ему передадут о моем звонке.

— Приход полицейских встревожил наших индейцев, — сказала Мэри. — Они не знают насилия. Мы всячески стараемся завоевать их любовь и доверие, пытаемся уберечь их от… ну, от жестокости мира, в котором мы живем. Я боюсь, что вся наша работа окажется напрасной, если с юношей обойдутся дурно.

— Какие у нас основания опасаться этого? — сказал Уильямс.

— Я не знаю, но ходит столько всяких слухов, что в конце концов начинаешь им верить.

— Эти слухи не имеют под собой никакой почвы, — сказал Уильямс. — Можешь мне поверить.

Слегка наклонив голову набок, с отрешенным видом дегустатора он отпил несколько глотков воды из стакана.

— Эта вода прошла очистку в новой фильтрующей системе, — пояснил он. Затем Уильямс решительно поставил стакан, точно кулаком по столу ударил.

— В тюрьме Лос-Ремедиоса по отношению к заключенным не применяют никакого насилия. Не берусь судить о тюрьмах, находящихся вне сферы полномочий генерала Лопеса, по полковник Арана подчиняется непосредственно генералу, и я знаком с указаниями, полученными им от Лопеса. Генерал — патриот и сторонник реформ, поэтому у него много врагов. Мы не должны поддаваться их пропаганде.

— Да, не должны, — отозвалась Мэри. — Ты прав.

— Мы живем в бедной провинции бедной страны, сказал Уильямс, — а генерал Лопес пытается вытащить ее из нищеты. Для этого необходимо привлечь иностранный капитал, что возможно лишь при наличии такого политического климата, какой в состоянии обеспечить только сильная власть. Когда я говорю «сильная власть», я не имею в виду тиранию. Я достаточно хорошо знаю Лопеса и смело заявляю, что при нем тирании не будет.

Повернувшись всем корпусом с достоинством римского сенатора, Уильямс обратился к Харгрейву:

— Седрик, помогите мне рассеять опасения Мэри.

Скажите, что вы думаете о генерале Лопесе?

— О генерале я думаю вот что: лучше бы на его месте оказался Рамон Браво, помощник губернатора.

— Но Браво — коммунист, — сказал Уильямс.

— Нет, он не коммунист, он либерал. Хотя теперь, когда Браво получил свой пост, его и так назвать нельзя. Он двуличный человек и не внушает доверия.

Но он хотя бы не типичная сильная личность. Латинская Америка устала от сильных личностей.

— Я вовсе не считаю генерала Лопеса сильной личностью. Он скорее проповедник, мыслитель. В юности он собирался стать священнослужителем. Вы ведь, кажется, знали его в то время, Седрик?

— Я познакомился с ним позже, когда он стал военным.

— Он надел форму, повинуясь чувству долга перед родиной — он сам мне об этом говорил, — сказал Уильямс. — Седрик, вы согласны, что он патриот?

— Лопес это слово понимает весьма своеобразно.

— Но ведь он идеалист, не правда ли?

— Точнее, был им когда-то.

— Вы не оправдали моих надежд, — сказал Уильямс. — А я думал, вы меня поддержите.

Хоуэлу показалось, что Харгрейв старается уйти от разговора о Лопесе.

— Но вы, надеюсь, не верите в те истории, которые распространяют о нем?