Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Я бывал в некоторых странах, где миссионеры владеют территорией размером с Бельгию. Да что далеко ходить! Возьмем, к примеру, эту страну. Слыхали о происшедшем в Путамайо? Расследование еще не закончено. В прошлом году вышла книга. Испанские капуцины отхватили половину провинции, а ведь это миллионы акров земли. Поэтому генерал Лопес против католиков. Поэтому он поддерживает нонконформистов вроде Уильямса, а они, разумеется, поддерживают его. Генерал считает, что католическая вера — пережиток феодализма, а нонконформизм — религия современного капиталистического государства.

— Все это просто поразительно, — сказал Хоуэл.

Он смотрел на Харгрейва и не мог понять, одобряет тот существующее положение или нет.

— Да, поразительно.

— Но как им удалось добиться такого могущества?

— Миссионеры — наиболее умные и трудолюбивые люди в Колумбии. Да и в других странах тоже.

— Вы полагаете, они искренни в своих побуждениях?

— Некоторые — да… но, думаю, не все, — с неприязнью в голосе добавил Харгрейв. — Судите сами: зачем миссионеру познания в геологии? Вы меня понимаете?

— Не совсем.

— Дело в том, что миссионеры часто оказываются в числе первых, кто проникает на новые территории.

Горнодобывающим компаниям выгодно иметь в таком месте человека, разбирающегося в минералах.

— Теперь начинаю понимать.

— Миссионеры живут здесь давно. Они будут жить здесь всегда. Они стали неотъемлемой частью местной жизни независимо от того, сходимся мы с ними во взглядах или нет. Поэтому я не вижу ничего предосудительного в том, что мы пользуемся иногда их большими возможностями в наших собственных целях.

Вы согласны со мной?

— Не знаю, — ответил Хоуэл. — Мне надо подумать.

Тщедушные садовники-индейцы в широкополых шляпах работали среди жестких стеблей пушицы возле цветника. Вращающиеся распылители орошали лужайки, серебристые капельки воды скатывались с листьев растений; микроскопические частицы влаги, взвешенные в теплом ароматном воздухе, играли всеми цветами радуги. Хоуэл, Харгрейв и Лиз прошли пальмовой аллеей; ветви на высоких стволах напоминали змей с воинственно приподнятыми головами. — Грааль Уильямс и его жена Мэри встретили их возле наружной лестницы и стали показывать свое хозяйство.

— Мы с Мэри встаем в три часа утра, — сказал Уильямс. — Мы давно живем среди индейцев и считаем, что их привычка рано вставать вполне достойна подражания.

На лице Харгрейва, бросившего взгляд на Хоуэла, было написано: «А я что вам говорил?»

— Мэри следит за помолом кукурузы и выпечкой хлеба, а я в это время пытаюсь ответить моим корреспондентам, хотя мне и не удается написать всем.

С пяти до семи Мэри ведет прием больных, затем мы завтракаем, после чего я сажусь за перевод, а Мэри занимается с детьми. В одиннадцать часов мы устраиваем короткий перерыв на ленч. Все оставшееся до вечера время — а спать мы ложимся примерно в половине девятого — уходит на разнообразные дела, связанные с управлением миссией и с индейцами.

Улыбки, которыми Уильямс обменивался с женой, свидетельствовали об их полном взаимопонимании и согласии. Она была миниатюрной женщиной с добродетельным лицом, как бы вылепленным скульптором-прерафаэлитом [10] Прерафаэлиты — группа английских художников, скульпторов и писателей XIX в., избравшая своим идеалом «наивное» искусство средних веков и Раннего Возрождения (до Рафаэля). . Рядом с мужем, этим непоколебимым праведником, всезнающим провидцем, она казалась совсем маленькой.

Уильямс показывал им чертежи нового туалета улучшенного типа, держа лист ватмана в правой руке, словно римский сенатор, зачитывающий эдикт.

— Когда-то, — сказал он, — мы с нетерпением ждали ежегодного отпуска, который проводили в Штатах, но последние годы нам не представлялось такой возможности. Слишком много дел.

— И с каждым годом, — добавила Мэри, — мы получаем все большее удовлетворение от работы.

Уильямс показал свиней, раскормленных так, что они весили больше местных ослов; коров, которые никогда не паслись на лугах, но давали огромное количество молока, питаясь лишь искусственными кормами; кур-несушек, которые откладывали каждый день по крупному яйцу. Летний домик в стиле барокко служил Уильямсу мастерской, где он собственноручно изготовлял мебель, а в главном доме имелась комната для демонстрации любительских фильмов, которые он сам снимал. В другой комнате с превосходной акустикой стояла новейшая стереосистема фирмы «Сони», а в радиорубке приборов было не меньше, чем в кабине современного авиалайнера. Кухня показалась Хоуэлу выставкой облегчающих домашний труд машин, музеем современной цивилизации, а не местом для приготовления пищи.

— Мы стремимся жить с максимальным комфортом, — сказал Уильямс, и его слова прозвучали скорее как символ веры, чем как признание своей слабости.

— Я не вижу смысла в отказе от достижений современности. Я предпочитаю использовать их в работе.

Миссионер шел рядом с ними мягкой, пружинистой походкой спортсмена. Видя все, что было создано энергией и руками Уильямса, Хоуэл испытывал чувство собственной неполноценности, стыд. Может быть, этот Уильямс и есть истинный хозяин века ядерной энергии и космических полетов, человек, вернувшийся к многогранному идеалу Возрождения, Микеланджело наших дней, постигший все искусства и науки своего времени?

Пока Уильямс рассказывал о миссионерской деятельности, Мэри вышла приготовить кофе.

В первую очередь он считал себя переводчиком Священного писания, состоял в «Объединении проповедников» и специализировался на переводе Нового Завета. Он занимался этим уже два года и успел перевести Евангелие от Марка, а теперь заканчивал «Послание к Тимофею»….

На перевод значительной части Нового Завета, содержавшей, по мнению его организации, наиболее важные положения христианства, могло уйти до десяти лет. Поскольку местные племена не имеют письменности, нам приходится создавать ее самим. Затем перед нами встает, вероятно, наиболее трудная задача — научить людей читать.

Уильямс самодовольно причмокнул, по звук получился невыразительным.

— Следует признаться, что они не проявляют большого желания учиться.

— Вы все еще занимаетесь с чоло, если не ошибаюсь? — спросил Харгрейв.

— Да, мне предстоит заниматься с ними еще долго.

В этой части страны они составляют основную языковую группу. Возникает ряд специфических трудностей.

Многих понятий просто нет в их языке. В отличие от нас у них отсутствует абстрактное мышление. Нам приходится восполнять поразительную бедность их словаря.

Например, на языке чоло нельзя сказать: «Бог есть любовь» [11] Первое послание Иоанна, 4:16. , — потому что у них нет таких слов, как «бог» или «любовь». Почитание бога им заменяет культ предков женского пола, так как у них царит матриархат. «Бог есть любовь» в переводе на чоло звучит так: «Праматерь наша никогда не сердится на нас». Возьмем другую цитату: «Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле» [12] Второе послание к Тимофею, 3:13, . Точнее, чем: «Тот, кто нарушит табу, получит больше оленины», — перевести ее невозможно. Мы тратим месяцы, объясняя им, что такое царствие небесное и ад, внушаем им, что идолопоклонство — грех, и никогда не можем быть уверены в том, что добились успеха.