Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

— Например, в том, что он пошел в полицию.

— Да еще в финансовую. Там у него был знакомый. Тот сообщил о подозрениях Смолдона в органы безопасности, и через день все докатилось до Арапы.

Если бы не Уильямс, не знаю, чем бы это кончилось.

— Но из-за чего столько шума? — спросил Хоуэл.

— Из-за того, что студенты ведут подрывную деятельность, и если вы встречаетесь с одним из них, то подозрение падает и на вас. Даже если вы иностранец.

Что ж, выходит, все осталось по-прежнему?

— Она поклялась мне, что с этим покончено, — ответил Хоуэл.

— К сожалению, такие клятвы мы уже слышали. — Вы думаете, она с ним больше не встречается?

— Уверен. Наверно, поэтому она и переживает.

Не знаю. Мне не хочется говорить об этом.

— Ей лучше всего было бы уехать отсюда как можно скорей, — сказал Харгрейв.

— Совершенно верно. Вы ведь знаете, мы собирались улететь завтра. Теперь Лиз отложила отъезд на неделю. Или на две. Просто не знаю что делать.

— Может быть, мне с пей поговорить?

— Нет, не стоит, Седрик. Но все равно спасибо.

Если Лиз не передумает, сегодня днем мы отправимся на прогулку. Я еще раз попытаюсь взять с нее слово.

Прогулку нельзя было назвать удачной. Стояли те душные дни, когда все подернуто дымкой, небо пузырится облаками, краски теряют свою яркость, а звуки становятся глуше. Лиз и Хоуэл вяло собирали растения для гербария, они нашли несколько хилых экземпляров орхидей с блеклыми цветками, тронутыми ржавчиной.

Лиз почти все время молчала.

— Ты здесь ловила бабочек с Гомером Кингом? — спросил Хоуэл.

— Бабочки, которые встречаются в этом лесу, не представляют интереса для коллекционера. Мы обычно ездили в Кебрадас.

— Кебрадас, — повторил Хоуэл. — Это высоко в Кордильерах. Но как вы туда добирались?

— На джипе, — ответила она. — Дорога плохая, но доехать можно, если нет дождя.

— Говорят, это партизанский край?

— Был когда-то партизанским, — ответила Лиз. — Партизаны прятались в пещерах. Мы искали бабочку, которая называется Papillo crassus. В Колумбии она считается очень редкой. И, конечно, ни одной не поймали.

Хоуэл рассмеялся:

— Не представляю себе взрослых людей, гоняющихся за бабочками.

— Тебе надо познакомиться с Гомером Кингом.

Ему только скажи, что видел где-то редкую бабочку, как он уже мчится туда стрелой. Для меня бабочки — только повод посмотреть страну.

— Ну и жара! — сказал он. — Давай спустимся к реке и искупаемся.

— В другой раз. Сегодня я не хочу, — сказала Лиз.

— Почему?

— Нет настроения.

— Тебя что-то тревожит, — заметил Хоуэл. — Ты сама на себя не похожа.

— Не обращай внимания, — попросила она. — Это пройдет. Извини, что я сегодня такая скучная.

— Чем дольше ты здесь остаешься, тем хуже себя чувствуешь. Я могу достать билеты на следующую пятницу. Четырех дней вполне достаточно на сборы.

— Это невозможно, — ответила Лиз.

— Но почему?

— Есть причина.

— Ты можешь мне сказать?

— Наверно, в конце концов мне придется это сделать.

— Это связано с твоей поездкой в город в конце прошлой недели? Ты встречалась со своим колумбийцем?

— Нет, — ответила она. — Мы не встречались, но я узнала, что с ним произошло. Его схватила полиция.

— В тот день, когда вы должны были встретиться?

— На следующий.

— Мне кажется, мы возвращаемся к тому, с чего начали.

— Нет, — сказала она, — мы не возвращаемся к тому, с чего начали. Я не изменила своего решения расстаться с ним. Один шанс из ста, что мне когда-либо еще доведется его увидеть. Но я чувствую себя ответственной за его судьбу.

— Но почему?

— Я узнала об аресте от двух его товарищей, они остановили меня на улице. Им известно только, что он в руках полиции. Они не знают, где его содержат. Думают, что в Центральной тюрьме, но не уверены, и просят меня выяснить.

— Но как ты можешь это сделать? Ты же иностранка.

— Иностранцу это сделать легче. Если запрос сделает кто-то из его друзей, то этого человека тут же арестуют как сообщника.

— А говоришь, что мы не возвращаемся к тому, с чего начали.

— Всю жизнь я чувствовала себя ответственной за других, — сказала Лиз. — Наверно, поэтому и взялась за эту работу. Я ощущаю сопричастность. Я не могу отвернуться в минуту опасности от человека, с которым была так близка, как с Кандидо. Говорю тебе, мой роман с ним окончен, но это не снимает с меня обязанность помочь ему всем, что в моих силах. Ты меня понимаешь?

— Да.

— Ты должен был понять. Ты тоже не бросишь друга в беде. Если бы я не верила в это, то и не помышляла бы о нашей совместной жизни.

— И ты уже что-то сделала? — спросил Хоуэл.

— Да, сделала. Я пошла в тюрьму.

— Боже мой, ты ходила в тюрьму!

— Мой поход оказался безрезультатным. В очереди стояло много плачущих женщин. Только через час я попала в канцелярию, — или как там она называется, — где мне ответили, что для свидания с заключенным требуется специальное разрешение и что у них вообще не зарегистрирован человек по имени Кандидо. Мне сказали, что политзаключенные содержатся в отдельном блоке, их имена никому не известны.

— И никто даже не спросил, по какой причине ты интересуешься политзаключенным?

— Им до этого и дела не было. Там сидели простые клерки. Мелкая сошка, которая выполняет свою работу.

— Тебе крупно повезло, — сказал он, — боже мой, подумать только! Пожалуйста, больше так не поступай.

— Я обязательно должна узнать, где его содержат.

Не пойти ли мне прямо к генералу Лопесу?

— Ты не догадываешься, к чему это приведет?

В лучшем случае тебя вышвырнут из страны.

— Я должна попытаться.

— Так ты ничего не узнаешь.

— Что же мне делать? — спросила она.

— Сказала бы мне раньше и не подвергала себя опасности, — сказал Хоуэл.

— Мне не хотелось тебя обременять.

— Можно ведь как-то проверить, попал ли человек в тюрьму. Седрик, вероятно, знает, как быть.

— Он придет в бешенство.

— Нет, не придет. Но ты обещаешь не ввязываться, пока я не узнаю, что можно сделать?

— Хорошо, — сказала она. — Если ты не будешь медлить.

— Мы сейчас поедем домой, — сказал Хоуэл, — и я поговорю с Седриком. Это страна взяточников.

Должен же найтись в тюрьме человек, который не прочь заработать несколько долларов.

Он застал Седрика сидящим с полузакрытыми глазами перед пучком аронника, который наполнял комнату запахом гнили.

— Все дело в том, что ее приятеля, кажется, схватили и бросили в тюрьму, — сказал Хоуэл.

Раздражение исказило спокойное, умиротворенное лицо Харгрейва.

— Что и следовало ожидать, — сказал он.

— Она хочет узнать, где его держат.

— А вы говорили, они расстались.

— Его друзья считают, что ей легче узнать, где он находится. Она видит в этом свой долг.