Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Касик сообщил дурные вести. Он разрешил партизанам провести в деревне только две ночи. Затем они должны будут уйти. Он привел длинный перечень несчастий, постигших индейцев после того, как они заключили договор с Атосом, — на них нападали автоматчики, нанятые компаниями, ведущими поиск нефти; молодые индейцы, спускавшиеся в Лос-Ремедиос в поисках еды, не возвращались обратно. «Племя не в состоянии защитить себя», — сказал касик. В Каямбо остались лишь старики и дети, которых и так тяготило присутствие многочисленных беженцев из других деревень, где положение было еще более бедственным.

Только Вилья и Борда нашли потом в себе мужество высказать вслух чувства, вызванные беседой с касиком; оба они с удивлением отметили, сколько внутреннего смятения способны выразить обычно бесстрастные лица индейцев. Партизаны подозревали, что касик не сказал им всей правды.

Чем бы ни было вызвано нежелание чоло дать им пристанище, партизаны поняли, что это конец похода, и тотчас остатки сплоченности и боевого духа развеялись, как дым. Теперь всех, кроме Борды, занимали лишь мысли о собственной безопасности. Высокомерный Диас сбросил маску самоуверенности, словно изношенную одежду, и внезапно превратился в застенчивого, не уверенного в себе юношу. Фуэнтес подавленно молчал. Вилья помрачнел и насторожился. Обстановка казалась ему подозрительной, и он поделился своими опасениями с Бордой. Индейцы никогда раньше не указывали голодным людям, даже незнакомым, на дверь, как бы туго ни приходилось им самим. Теперь Борда почувствовал себя вправо раскрыть кое-что из своих планов. Покинув их, он направится в Кебрадас. Судя по карте, до Кебрадаса оставалось два дня ходу. Борда не сомневался, что там можно будет найти еду и пристанище, и предложил остальным идти вместе с пим.

Они провели беспокойную ночь, а утром их вновь стали мучить дурные предчувствия. Один из старейшин чоло сообщил Вилье, что власти предупредили индейцев о пагубных последствиях укрывательства партизан и о суровых наказаниях за недонесение об их присутствии в районе. Он также рассказал о подозрительном незнакомце, на которого наткнулись мальчишки, искавшие мед. Незнакомец рассматривал деревню в бинокль. Услышав это, Диас пришел в состояние крайнего возбуждения и захотел немедленно покинуть Каямбо, по остальные отговорили его. Чоло сказал Вилье, что в окрестностях деревни появляются олени, мигрирующие на новые пастбища, и Диас согласился с общим мнением, что разумнее задержаться еще на сутки и поесть мяса, чем пускаться в путь с пустым желудком.

Старый индеец повел Борду на охоту. Он знал ущелье, по которому часто проходили, олени, поднимавшиеся на высокогорные пастбища. Мужчины построили в ущелье укрытие среди деревьев и прождали в нем до полудня, пока Борда не подстрелил олененка.

Они срезали бамбуковый шест, подвесили тушку и направились обратно в Каямбо. Борда и индеец были еще в лесу, до деревни оставался сущий пустяк, когда они услышали рокот вертолетов.

Экипажи вертолетов избрали тактику, уже опробованную в Гватемале и признанную весьма эффективной. Осторожность, безопасность и стремительность — такова была суть наставлений старшего советника.

После Сакапы командир поздравил его и пожал руку.

Та операция была проведена классически, и старший советник горел решимостью провести эту столь же успешно.

Во избежание неожиданностей первый «чинук» совершил проверочный полет на высоте пятьсот футов со скоростью восемьдесят миль в час; увидев, что никто не стреляет, пилот сбавил скорость вдвое, сбросил ворох разноцветной фольги и улетел в сторону от деревни, чтобы подождать, когда индейцы прибегут подбирать этот ценный дар, упавший с неба.

Через пять минут, когда вертолетчики решили, что им уже удалось выманить большинство индейцев на площадь, первый «чинук» снова появился в воздухе.

Некоторые из индейцев — в основном дети — побежали обратно к хижинам, но большинство осталось ждать, не сбросят ли им еще какие-нибудь драгоценности. Стрелки генерала Лопеса, задействовав пять пулеметов, за несколько секунд израсходовали две тысячи патронов и мгновенно превратили толпу людей, только что вырывавших друг у друга цветную фольгу, в груду корчащихся тел. Для завершения операции «чинук» набрал высоту в триста футов и сбросил экспериментальную бомбу нового типа, начиненную сухой нефтью и воспламеняющим зарядом. Сверху казалось, будто появившаяся в центре деревни яркая актиния выпустила тысячи белых щупалец. Экипажи вертолетов любовались картиной, которая сверху выглядела вполне мирно. Там, где мохнатые кончики щупалец дотягивались до хижин, тотчас вспыхивало желтое пламя, а когда люди стали выбегать из хижин, в действие вступил второй «чинук».

В числе последних жертв был и Диас — охватившее по пламя мгновенно спалило на нем одежду, а затем и кожу. Он раскрыл безгубый рот, пытаясь закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Он упал на спину.

Его глаза покрылись пузырями, кипящие внутренности вывалились из лопнувшего живота. Вильям и Фуэптес умерли несколькими мгновениями позже от пулевых ранений, их тела стали обугливаться после того, как на них упали горящие индейцы.

Первый «чинук» облетел окрестности деревни, подчищая остатки, он методично, не спеша зависал в воздухе над отдельными уцелевшими индейцами, которые пытались спастись бегством. Через десять минут операция была завершена, и оба вертолета сели на поле, а их экипажи вышли наружу размять затекшие ноги и удовлетворить свое нездоровое любопытство.

Размяв ноги, оба советника направились обратно к вертолетам. Ли Гросс служил раньше лейтенантом ВВС, а Джозеф Ринальди — сержантом морской пехоты.

— Да, неплохо сработано, — уже в третий раз повторил Гросс, обращаясь к Ринальди. — И дело сделали, и никого из своих не угробили.

— Да, неплохо, — согласился Ринальди.

— Теперь и у тебя, верно, на душе полегчало, — сказал Гросс. — Никого из своих не угробили. Так всегда бывает, когда операцией командую я. Мы свое дело выполнили, и теперь я спокоен.

Ринальди сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь совладать с приступом тошноты, а Гросс возбужденно продолжал:

— Тебе есть чему у меня поучиться. Скажу не хвастаясь, удар был что надо. Похоже, я все еще кайф ловлю. Почему ты не фотографировал, Джо? Я локти готов был кусать, что не захватил камеру. Ты ведь, кажется, всерьез увлекаешься фотографией?

— У меня полно таких снимков, — ответил Ринальди. — Целая коллекция. Ну и запашок же тут!

До ухода в армию Ринальди помогал родителям, у которых был ресторан в Бруклине, и знакомый кухонный запах жареного мяса, источаемый выжженной деревней, вызывал у него тошноту.