Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

— Одно удовольствие было смотреть, когда полыхнули «зажигалки», — сказал Гросс. — Какие снимки ты мог сделать! В цвете! Продал бы их какому-нибудь журналу. Может быть, даже «Лайфу».

— Теперь на такие фотографии никто и смотреть не хочет. Я пытался их продавать, — сказал Ринальди. — Сколько их уже печатали. От них уже всех мутит.

— Все равно было бы недурно показать их корешам в Панаме, Джо. Мы славно поработали. Провели чистку и смылись, все живы-здоровы. А это главное.

Вспоминаю Гватемалу — теперь мы стали опытнее.

Всё сделали быстро и чисто. Ну просто в один миг.

— Да, опыта у нас прибавляется, — отозвался Ринальди, — Даже лучше, что теперь мы не проводим пристрелочного бомбометания. Фактор неожиданности.

Жаль, что их там было только трое.

— Ты должен привыкнуть к этому. Во время нашей первой операции в Сакапе было ликвидировано триста семьдесят два человека, а охотились мы лишь за двумя. Их теперешний президент пожал мне тогда руку. Он лично меня благодарил. Он был просто счастлив, что мы прикончили тех двоих. А тогда у нас не было таких замечательных «зажигалок». Селение индейцев хучину пришлось поджигать своими собственными руками.

— Слава богу, меня там не было, — сказал Ринальди.

— Что за стрелки на твоем вертолете? — спросил Гросс. — Те, что достались мне, ну просто ни на что не годны. Палят, как безумные, куда попало. Я сам выпустил несколько очередей, чтобы поучить их. Это было слишком легко. Пилот управляет вертолетом мастерски, стрелять одно удовольствие. Промазать было просто невозможно. Особенно в тех, кто пытался убежать. Мы подлетали к ним так близко, что можно было похлопать их по спине. Одного старикана я буквально на части разобрал. По всем правилам. Просто чтобы поучить своих новичков. Я отделал его, как куколку. У пего аж черепушка раскололась. Я всадил в него очередь свинца калибра 7,62 — старик в клочья и разлетелся. Я убивал их с легким сердцем, как дичь.

Для меня они и есть дичь. Послушай, Джо, что с тобой? Ты совсем спал с лица.

— Ничего, — ответил Джо. — Похоже, у меня похмелье после кайфа.

Гросс засмеялся:

— Ерунда, Джо. Просто дело в том, что ты из морской пехоты. Пехотинец всегда останется пехотинцем.

— Мне нужно время, — сказал Ринальди. — Привыкну — буду не хуже других.

Они приблизились к вертолетам, возле которых пилоты-американцы и стрелки-колумбийцы пили кофе, разделенные на две группы незримым барьером.

— Пойдем хлебнем кофе, — добродушно сказал Гросс. — Тебе станет легче.

Штурман палил им кофе, и Гросс поблагодарил его с преувеличенной вежливостью, которой он всегда отличался; штурман бросил на него короткий удивленный взгляд.

— Что ж, завтра обратно в Панаму, — сказал Гросс. — «Задание выполнено», а? Джо, что ты сделаешь первым делом, когда вернешься?

— Пару дней проваляюсь в кровати, — ответил Ринальди. — Выпью бутылку вина и завалюсь в постель.

— А я пойду в кино, — сказал Гросс. — На хороший, захватывающий боевик. Может быть, на вестерн.

Но только на такой, где поменьше секса. На кой черт он нужен, секс?

Высоко в горах уже неделю стояла осень и шли дожди, которые по вечерам, когда тревожное синевато-серое небо загоралось дальними зарницами, приносили в Дос-Сантос прохладу и свежесть.

Мэри молча поглядывала на мужа, заставляя себя сказать ему то, что ей казалось важным. Найти время для серьезного разговора стало делом непростым.

Уильямс приходил вечером после трудного, переполненного делами дня, готовый в любой миг выбежать в сад с магнитофоном, чтобы записать голос пересмешника редкой разновидности, выпивал кофе, кратко, наспех записывал важнейшие дела дня в дневник и уходил в радиорубку, где оставался до тех пор, пока не приходило время ложиться спать. Мэри с беспокойством замечала, что Грааль меняется. Раньше он был прямодушным, его прямота нередко задевала других, но в последнее время осторожность брала в нем верх.

Из борца он превратился в дипломата, научился взвешивать слова, уводить беседу в сторону от щекотливых тем. Ей не удавалось поговорить с ним начистоту.

Жизнь Мэри протекала в раз и навсегда заданных рамках. Она не ведала сомнений. В ее жизни, как и в ее доме, все было разложено по полочкам и содержалось в идеальном порядке. То, что у Грааля последнее время появилась манера отмалчиваться, идти на компромиссы и уходить от серьезного разговора, мучило Мэри.

Уильямс поставил чашку и бросил взгляд на часы.

— Помнишь того священника, отца Альберто?

— Прекрасно помню, — ответила Мэри. — Неряшливый человек с добрым лицом. Мы познакомились с ним в «Обществе любителей английского языка».

— Я очень обрадовался, когда узнал, что наконец-то за него возьмутся — он оказался скрытым коммунистом. Оп прочитал в соборе несколько подрывных и даже провокационных проповедей.

— Седрик говорил мне, — сказала Мэри. — Богатым людям нравится слушать выпады священника. Отец Альберто развлекает их своими тирадами.

— Вероятно, поначалу его речи воспринимались как шутка, — заметил Уильямс, — но шутка приелась.

Кажется, органы безопасности забеспокоились, как бы у отца Альберто не появились последователи. В прошлое воскресенье он окончательно потерял чувство меры.

Он помолчал.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он жену.

Лицо Мэри приобрело желтоватый оттенок, Уильямс поставил диагноз: ее организм наконец взбунтовался против тропического климата. Губы Мэри побелели, а под глазами появились четкие синие полумесяцы.

— Просто я устала, — ответила она. — Вот и все.

— Отец Альберто заявил, что студенты и священники, которые борются сейчас за свои идеалы, через двадцать лет будут названы героями. Я цитирую его дословно.

— Что ж, вполне возможно, — сказала она. — С годами точка зрения меняется.

Он с беспокойством посмотрел на нее, выжидая, но Мэри замолчала. «Должно быть, она совсем на пределе», — подумал Уильямс.

— Полковник Арана расценивает проповеди отца Альберто как умышленное подстрекательство, — сказал Уильямс. — Мы долго беседовали с ним на эту тему.

— Нам следует держаться подальше от полковника Араны, — сказала Мэри.

— Мне кажется, дорогая, тут ты ошибаешься, — рассудительно сказал он. — Власти начинают понимать, что католическая церковь перестает служить им опорой. Подобные явления происходят и в других странах. Отказать властям, когда они ищут нашей поддержки, значило бы упустить огромные возможности, но так ли? Разве мы не должны ставить превыше всего интересы евангелического движения?

— Вероятно, должны, — согласилась она. — Но сейчас, мне трудно преодолеть себя.

— Если думать о будущем, — сказал он, — мне кажется, мы только выиграем, оказав помощь правительству. Выиграет наше дело. Есть тут одно подозрительное обстоятельство. Ты знала, что Элизабет Сейер встречалась с отцом Альбертом?