Ха Кхань Линь - Девушка из бара

Девицы подозрительной профессии теперь уже не размалевывали лица румянами и белилами; «гранд-дамы», привыкшие к громким повелительным интонациям, теперь старались держаться скромнее и не выставляли напоказ дорогие украшения и роскошные модные наряды. Полицейские и те немногие из их прихвостней, которые уцелели после недавних событий, сникли и спрятали когти. Они не смели поднять глаз, хмурые и присмиревшие, сменили волчье обличье и пытались изображать кротких овечек, питающихся одной травкой! Подонки, которым удалось избежать возмездия жителей Хюэ, спрятались в свои логова и не осмеливались появляться на улице.

Однажды хмурым и дождливым осенним утром — дождь не прекращался уже целый месяц — рынок Донгба пробудился необычно рано. Такого оживления давно не помнили жители Хюэ — товары покупались нарасхват, все запасались продуктами впрок на несколько дней. Лица, движения, голоса — все было полно какого-то необычного возбуждения. Казалось, те же самые покупатели, те же самые торговцы… Но оказывается, эти люди с обветренными лицами способны не только разражаться бранью по всякому поводу и осыпать друг друга оскорблениями или даже пускать в ход коромысла… Сегодня здесь не было ни неуступчивых торговцев, ни строптивых покупателей; коромысла лежали наготове — на тот случай, если потребуется немедленно уйти с рынка и поспешить на выручку демонстрантам, когда их начнут разгонять полицейские. Сегодня торговцы рыбой не зазывали покупателей и не торговались о цене, едва покупательница указывала на приглянувшуюся ей рыбину, они мгновенно кидали ее на весы, быстро заворачивали и сами совали в плетеную корзинку. «Сколько с меня?» — спрашивала покупательница и слышала в ответ совсем непривычные слова: «Берите, сестрица, покупайте, мамаша. Заплатите, сколько сочтете нужным, положите сами деньги в кошелек да и все тут!» Если покупательница забывала взять сдачу, ее окликали, но она спешила уйти, бросив на ходу: «Я очень спешу, в следующий раз…»

— Вот это да! Кого я вижу? Ты, и на рынке! — вдруг послышался чей-то удивленный возглас, и в ответ раздался мужской голос:

— Ну и что ж! Нынче и мужчины ходят на рынок за покупками, надо помогать женщинам. Взвесьте-ка мне килограмма четыре риса! А еще камбалу на полкило, штучек семь рыбешек «дой» и связочку креветок!

И в ответ прозвучало:

— Подсчитайте сами, сколько с вас причитается, и кладите-ка деньги сюда!

Фруктовые и овощные ряды завалены горами фруктов и овощей, но в покупателях сегодня недостатка нет. Пучки зелени аккуратно перевязаны веревочками из бананового волокна. Молодые ростки бамбука [16] Ростки бамбука являются одним из компонентов вьетнамских блюд. , грибы «древесное ухо», пряности, специи… Торговки ловко перевязывают покупки разноцветными веревочками: зелеными, ярко-красными, розовыми, белыми, лиловыми, светло-голубыми. Там и сям слышится:

— Ну как, что нового?

— Пока ничего, пока все то же.

Женщина покупает на вес противогазовые нейлоновые мешочки и на всякий случай спрашивает:

— Пять кило — это семьсот штук?

— Конечно, даже больше! На этот раз мы одержали большую победу и наверняка добьемся еще большего. Только вчера отменили закон Вунгтау, а уже сегодня чувствуется — совсем другая обстановка. Эти парни умеют добиваться своего.

— У вас есть дети, которые учатся?

— Есть и большие, и маленькие, каждый занят своим делом. Боюсь, что нынешние выступления затянутся не меньше чем на полмесяца, а впереди еще кампания против вербовки в марионеточную армию, а потом борьба против дороговизны, за свободу образования, вероисповедания… сколько всего еще предстоит!

Торговка передала покупки своей собеседнице, потом достала еще пачку нейлоновых пакетиков и, не взвесив, сунула в плетеную корзинку.

— Вчера утром, — сказала она, — когда стало известно об отмене закона Вунгтау, мои дети только об этом и говорили. Позабыли про сон и еду, все писали какие-то плакаты красной и синей тушью, — наверное, несколько десятков плакатов сделали. А потом стали читать их вслух и хохотать! Прямо спасу нет, — пожилая торговка удрученно посмотрела на покупательницу и одернула кофточку. — Молодежь-то нынче пошла смелая, прямо отчаянная… Как вы думаете, что они писали на этих плакатах? Все «долой» да «долой»! Долой Нгуен Кханя, долой иноземцев! Вот какие дела они затевают! Да и мы уж больше ничему не удивляемся, привыкли…

— А как же! Так уж издавна повелось: дети не только догоняют отцов, но даже идут дальше их! Мы бы заикнуться не осмелились о том, о чем они говорят во всеуслышание!

Полицейский пост в конце рынка был обнесен двойным рядом колючей проволоки, стражи порядка топтались в нерешительности и боязливо оглядывались по сторонам. Вдруг откуда-то появились военные машины, из которых высыпали агенты полевой жандармерии, они быстро оцепили рынок, перекрыли все переулки и улицы, ведущие к пригороду. Но люди на рынке, словно ничего не замечая, продолжали набивать сумки провизией, казалось, их ничто, кроме собственных хозяйственных дел, не интересует…

— Началось! Началось в районе Чан Као Ван! — сообщил подъехавший рикша. Коляска его была пуста, но рикша с трудом переводил дыхание и утирал со лба пот. Он старался говорить как можно громче, но все никак не мог отдышаться. Затем примчался на мотороллере какой-то студент и, спрыгнув на обочину, громко выкрикнул:

— Слушайте! Наши начали разрушать заграждения!

И тут же, снова вскочив на свой мотороллер, он помчался в сторону моста Чыонгтьен. Ветер трепал его густую шевелюру…

Уже через несколько минут повсюду возникли толпы: возле кафе, на перекрестках, люди заполнили улицу Чан Хынг Дао, все главные улицы. Казалось, все до единого жители города вышли из домов и сейчас двигались к мосту Чыонгтьен. Все были оживлены, возбуждены. Полицейские попытались было поставить заслон, но толпа смяла его. Свистки полицейских, тяжелый топот ног, громкие крики, горящие гневом глаза. Толпа принялась уничтожать заграждения из колючей проволоки.

На перекрестке улиц Чан Као Ван и Зуй Тан вовсю кипит работа: снимаются заграждения с надписями на английском и вьетнамском языках, запрещающими вход. Валятся столбы, поддерживающие ограду из колючей проволоки, проволока наспех сматывается и подтаскивается к груде смятого, искореженного металла. Оказывается, все заранее запаслись молотками, кусачками и клещами, людей становится все больше и больше, они ловко орудуют инструментами. Глаза возбужденно блестят. Со стороны моста Чыонгтьен доносится нарастающий шум, слышны радостные возгласы и аплодисменты. Вооруженные полицейские в своей желто-белой униформе стоят поодаль с подчеркнуто равнодушным видом — стоит ли придавать серьезное значение глупым выходкам толпы… Впрочем, они отлично сознают, что имеют дело с достаточно сильным противником. Эти люди, вышедшие на улицы, совсем не похожи на трусливых и робких обывателей, которые, боязливо приоткрыв дверь, выглядывают наружу, — эти действительно не страшны, как не страшны и те, что в панике звонят друг другу по телефону и в конце концов сходятся на том, что лучше держаться подальше от всего этого. Полицейские тоже поняли, что лучше пока оставаться в стороне. Они видели, как сливаются в единый поток группы молодежи — главным образом учащиеся и студенты, как эти группы появляются со стороны моста Чыонгтьен, прибывают с вокзала и подтягиваются из Дапда, — так что все три колонны сходятся возле университета, а тут к ним присоединяются студенты, поджидавшие их в здании филологического факультета. И у всех припасены ножи, молотки, клещи, ножницы… Полицейские мгновенно сообразили, что дело принимает серьезный оборот и что эти выступления молодежи не сулят ничего хорошего ни хозяевам, ни их слугам. Вот почему они сочли за благо незаметно ретироваться и держаться поближе к телефонам, вот почему они привели в состояние готовности систему сигнализации. Они осыпали друг друга бранью по телефону, сваливали вину друг на друга, взывали о помощи, отдавали распоряжения. И все-таки сейчас им не оставалось ничего иного, как изображать презрительное равнодушие к очередным выходкам сопляков. Блюстители порядка были не на шутку встревожены, они еще помнили недавнее выступление студентов и учащихся, которые устроили потасовку с жандармами прямо перед правительственными учреждениями Сайгона. Это происходило как раз в те дни, когда глава государства генерал Нгуен Кхань обдумывал, как быть с законом Вунгтау. А теперь этот закон разорван в клочья, — получив хорошенький нокдаун, глава государства вынужден был пойти на уступки. Если уж сам глава государства генерал Нгуен Кхань пошел на попятную, то им, полицейским, тем более ни к чему лезть на рожон. Если бы эти сопляки затевали потасовку в первый раз! Ведь они уже убедились в беспомощности полиции в тот день, когда затеяли заварушку около здания палаты депутатов! Они препроводили под конвоем главу государства прямо на глазах у полиции, которой ничего иного не оставалось, как молча наблюдать все это. Пусть пока все идет своим чередом, лишь бы не случилось чего-нибудь посерьезнее, не то все эти газетные писаки поднимут шумиху! Ну конечно, вон уже стрекочут кинокамеры, щелкают фотоаппараты… Откуда они только взялись? Охваченные страхом полицейские, не сговариваясь между собой, незаметно, по одному удаляются, спеша укрыться в гостинице «Тхуанхоа», подальше от объективов…