Михаил Попов - “Катти Сарк”, несущая ветер

- Они съехали, - сказала женщина.

- Как? - только и смог выдавить Сергей. У него, видимо, было такое лицо, что женщина, добрая душа, решила выдать военную тайну:

- Они на Кубе. Мужа перевели...

...Сергей не помнил, как спустился вниз, куда пошёл, где бродил. Счёт време­ни, а главное - его смысл перестали существовать для него, потому что в этом времени, сейчас и здесь, не стало Ламки.

Было уже темно, когда ноги принесли Сергея к думскому особняку. Из-под дверей таксидермической мастерской пробивалась полоска света. Хозяин филяр- монии был на месте.

- О, Серенький! - обрадовался Филя, когда Сергей отворил дверь. Нетвердой, слегка вихляющей походкой он двинулся навстречу. - Опять по пятницам пойдут свидания... - И осекся. Потому что увидел глаза Сергея.

Военной тайной, в отличие от новой хозяйки квартиры номер 36, Филя не владел. У него была только водка. Посадив Сергея к столу, он вылил в стакан всё, что у него имелось. Сергей выпил и даже не поморщился. Хмель его не брал, он уже проверял.

- Ты посиди тут, - засуетился Филя. - Я сбегаю... - Он схватил полушубок и неожиданно живо надел его. - Только никуда... Слышишь? - Ушанку он нахло­бучил на ходу. - Я живо... - Пнул ногой дверь. - Одна нога здесь... - И выскочил наружу. Концовку фразы отсекла тугая пружина, вернув дверь в первоначальное положение.

Когда пружина перестала зудеть, Сергей перебрался на лекало, где обычно сидел по пятницам. Перед ним во всем своём великолепии предстали бабочки. Планшеты были подсвечены лампой дневного света, которая, слегка потрескивая, посылала в потолок рассеянный мертвенный свет. От этого казалось, что бабочки шевелят крылышками. Сергей недоверчиво помотал головой, слепил и разлепил веки. Ощущение не пропадало. Бабочки и впрямь шевелились, словно куда-то по­манивали. «Куда?» - вытянулся Сергей и наконец понял: бабочки манили к себе.

Более не медля, Сергей вскочил с колоды, вышел из филярмонии, перед этим сняв с защёлки английский замок, и поднялся на второй этаж. В кабинете шефа и в «предбаннике» шла уборка. Он прошёл в противоположный конец. Двери анфилады были уже закрыты. Он извлёк из тайника ключ и вошёл внутрь. Минуя Ковчег, который вновь стал старым диваном, Сергей даже не взглянул на него, а прошёл в свой кабинетик и затворил за собою дверь.

Всё, что Сергей теперь делал, он делал машинально, почти автоматически. Ма­шинально отомкнул металлический шкаф, где хранилось подготовленное к реги­страции оружие. Машинально достал стоявшую с краю одноствольную «тулку». Машинально извлёк из патронташа патрон. Справа, куда скользнула рука, всегда держались «жаканы». Он не ошибся в своем выборе. А убедился, что не ошибся, заглянув внутрь. На папковом пыже, который был забит на сантиметр от обреза, алел выведенный фломастером алый крест. Сергею вспомнился больничный ли­сток. Он вытащил его из кармана и разгладил. На листке алым по голубому был выведен приговор. Именно так, а никак иначе это следовало читать: «Был маль­чик».

«Был ли мальчик?» - ворошилась кровь, переливаясь из пустого в порожнее. «Был, - отдавалось гулким эхом в звенящей пустоте. - Мальчик был».

Воздуху не хватало. Сергей задыхался. Поднявшись со стула, он шибанул створку окна.

«Мальчик был. Мальчик по имени Январь. А теперь его нет. Нет и уже никогда не будет. Я не покажу ему альбом с акварелями чайных клиперов. И мы с ним ни­когда не построим «Катти Сарк». Потому что мальчик был. Был, а теперь его нет».

Сергей вернулся к столу, рухнул на стул и лихорадочно сцапал листок. Комкая бумажку в ладони, он мял её до тех пор, пока не смял в небольшой шарик.

- Вот, - пробормотал он, бросив шарик на стол. Однако и смятый, этот клочок бумаги шевелился, расправлялся и напоминал живое существо. Сергей судорожно схватил его и торопливо загнал в патрон, утрамбовав по самые закрайки. Больше листок не шевелился.

- Всё, - выдохнул Сергей. Дрожащими руками, судорожно сглатывая слюну, переломил ружье и загнал патрон в патронник. Затвор клацнул. Пахнуло смазкой, отчего Сергея замутило и едва не стошнило. Чтобы передохнуть, набраться сил, он положил ружьё на стол и откинулся на спинку стула.

Потолок был белый. Кусок лепнины - частичка большого рельефного кру­га - напоминал очертания наполненного ветром паруса. Сергей подумал об этом вскользь, опять же машинально. И вот только так подумал, как вдруг что-то прои­зошло. Двери кабинетика внезапно распахнулись. По закоулкам помещения про­нёсся стремительный вихрь. Он поднял на воздух всё, что способно было ле­тать - плакатики и листовки из открытого шкафа, памятки и инструкции с полок, деловые письма со стола. И только те бумаги, которые находились под спудом «тулки», были не в силах вырваться на волю.

Сергей оторвался от спинки стула, взгляд его скользнул с потолка, царапнул стену. В глубине распахнутых дверей мерцали кольца Филиных очков. Чуть ниже и ближе к проёму белело испуганно-ищущее лицо жены. А в самих дверях стоял Алёшка. Он стискивал ушанку. Волосёнки его были растрёпаны, рот раскрыт. А глаза зачарованно глядели на поднятые вихрем бумаги, как совсем недавно и уже страшно давно они восхищались новогодней ёлкой, на которой сверкали, блистали и переливались огнями большие разноцветные шары.