Людмила Старцева - Моя жизнь с Евдокией

Сегодня, когда я переступаю порог моего дома, навстречу мне, звонко смеясь, катится Дуся. Я наклоняюсь, протягиваю руки, Дуся с разбегу прыгает в мои объятия, и самозабвенно целует меня в глаза, в нос, в губы, щекотно дышит мне в ухо. Я прижимаю к себе горячее Дусино тельце, и чувствую как зависть тихонечко покусывает моё сердце. Хочется, чтобы меня тоже нашли и полюбили. Чтобы я могла целовать дорогое лицо и впитывать чутким ухом нежное — ты моя дусенька!

К нам во двор совершенно непонятным образом просочилась соседская утка. Мы с Дусей вышли утром на крыльцо, а она ходит по саду — вразвалку, не спеша, по-свойски. Евдокия обомлела от такой наглости. Ненадолго, надо сказать, обомлела.

«Йохху!!!» — взвился в небо боевой клич, земля задрожала, Дусины пятки, опережая хозяйку, помчались призывать к ответу нарушительницу частных границ. Утка, узрев несущееся на нее чудовище, — с развевающимися ушами, выпученными глазами и языком наперевес — с перепугу вспомнила, что она птица, и взлетела. Это было красиво: сверху, над садом, летела утка; снизу, задрав голову, летела Евдокия; вслед за ними, роняя тапки, летела я. Долетев до забора, летчики воссоединились в живописную группу, поскольку утка, не сумев преодолеть двухметровую высоту, резко ушла в пике. На земле ее встретила Дуся, тут и мы с тапками подоспели. Кряканье, лай, крики «фу!», «брось немедленно!», сопение, кряхтение, хаотичные взмахи крыльев, лап, рук и ног…

Наконец утка ввернулась из-под Дуси, и молча пошла по саду в обратную сторону, потому что лететь, бежать или подавать звуковые сигналы у нее уже не было сил. Вслед за ней молча шла Евдокия, сдерживаемая моими грозными «фу». Завершала процессию я, фукая и волоча спадающие тапки.

Так мы молча бродили по саду довольно долго, пока утка, наконец, не зашла в тупик, уткнувшись носом в ограждение, а со стороны хвоста, подпершись Дусей и мною. Я взяла ее на руки. Небольшая — она оказалась неожиданно тяжелой, с жесткими перьями, с сильными и твердыми лапами. Измученная приключением, она собралась было задремать, но я сказала — нечего тут — и пересадила ее через забор. Очутившись на воле, утка проснулась и довольно бодро поковыляла вдоль улицы.

— Как думаешь — мечтательно глядя ей вслед, спросила Дуся — утки вкусные?

— Если запечь в духовке, с яблоками — очень вкусно — сглотнула я слюну. И тут же, опомнившись, возмутилась:

— Как ты можешь, Евдокия? Она ведь живая и не хочет, чтобы ее в духовку совали. А вот если бы в тебя напихали яблок?

— Ну, кто же станет пихать яблоки в собак? — снисходительно посмотрела на меня Дуся. — В собак надо пихать котлеты, сосиски всякие, косточки…

Евдокия оседлала любимую тему.

— … мороженое нужно пихать в собак, печенье… Слушай, а что у нас сегодня на обед?

— Суп — сказала я злорадно.

— С? — с надеждой спросила Дуся.

— С перловкой.

— И — с? — продолжала надеяться Евдокия.

— И с картошкой — продолжала злорадствовать я.

— И всё? — скисла оптимистка.

— И с говяжьей косточкой — сжалилась я.

— Так что стоим? Кого ждем? — взбодрилась Дуся.

И мы пошли в дом. Впереди я — в грязных тапках и с утиным пером в волосах. За мной Евдокия, философствуя на ходу:

— А если эта утка к нам еще раз придет, я ее трогать не стану, я сразу тебя позову. Потому что она ведь живая, опять же — яблок у нас нет…

Мы позавтракали, и я стала собираться в магазин. Это целый ритуал: надо вдумчиво составить список, положить его в кошелек, достать деньги из тайного места в книжном шкафу, положить рядом со списком, потеплее одеться, перед уходом подкинуть дров в печь, надеть варежки, взять ключи от калитки и — можно выходить.

— Яблоки не забудь купить — крикнула мне вслед Евдокия.

Сегодня Дуся познакомилась с чертополохом. Вот как это было.

Евдокия с плачем ворвалась в дом, крича — целуй меня скорее, вот сюда, и сюда, и еще сюда — мне больно. Спрашиваю, что случилось? Оказалось, кто-то коварно и неожиданно укусил Дусю за попу, когда она валялась в траве, на своем законном месте, в саду под шелковицей. И, главное, валяния эти происходят уже не первый месяц, и до сих пор никто на попу не покушался. А тут тебе — ааааааа!!!

Утешила, как могла, в укушенное место целовать не стала, поцеловала в горячий, жалобно шмыгающий нос. И пошли мы с пострадавшей на место преступления. Искать этого подлого кусателя, этого гадкого обижателя трепетных дусь.

И выяснилось, что во время дождей растет не только мягенькая травка, в которой так хорошо дремать после обеда. Но еще и сурепка, осот, лебеда, полынь и другая мелкая флора. А внутри этих зеленых зарослей тихонечко подрастал чертополох. Поначалу он вел себя вполне прилично, никого не трогал, когти не выпускал. Но со временем подрос, заматерел, оброс колючками и стал представлять опасность для окружающих. Окружающие об этом не знали, и доверчиво плюхнулись попой прямиком на притаившиеся в траве иголки.

Я предъявила Дусе обидчика, Дуся возжелала немедленной сатисфакции, но лично мстить поостереглась. Перепоручив это дело мне.

Чертополох — он такой, его голыми руками не возьмешь. Да и не голыми тоже. Думаю, что в роду у него были ежи и кактусы. Когда они перемешались, получился монстр такой колючести, что его можно использовать как холодное оружие. А в старину крепости нужно было не рвом с водой ограждать, а насадить чертополоха по периметру и спать спокойно.

Аккуратно садовыми ножницами срезала куст под самый корень, ножницами же взяла поверженного противника за шкирку и выбросила за забор. Пока он летел, Дуся успела сказать ему несколько напутственных слов. Догадываюсь, что среди них не все были приятными.

С возрастом обнаружилось, что Дуся, при всей ее беспородистости, очень украинская собака — любит борщ и сало. И если с борщом ей как-то удается держать себя в рамках приличия, то сало Евдокия готова поглощать в любых количествах. Но вот как раз с количествами случился большой облом.

— Дуся — говорю — собакам нельзя есть сало.

— А кошкам?

— И кошкам нельзя.

— А тебе?

— И мне нельзя.

— Интересно, что же тогда сало делает в нашем холодильнике? Зачем ты его туда кладешь?