Леонид Нетребо - Шахристан

— У тебя поцарапаны ноги, у тебя цыпки… Цыпочки… шершавые…

Мистер Но, отпустив от бедер Мальчика одну руку, торопливо зашарил в нагрудном кармане своей рубашки, достал оттуда коробочку вазелина, маленькую, зеленого цвета, дрожащими руками едва справился с крышкой, но все же быстро открыл ее — заблестел желтый перламутр.

— Сейчас мы смажем твои ножки, твои цыпки, цыпочки… А потом губки… Смотри, они опять потрескались…

Он отпустил вторую руку, не отнимая тела от ног мальчика и не отрывая глаз от его лица, вонзил палец в блестящее и мягкое лоно вазелиновой баночки…

Мальчик, в безотчетном ужасе, обеими руками оттолкнул от себя голову Мистера Но, — это на мгновение шокировало мужчину, который, из неудобной позы завалился спиной на камни.

Мальчик вырвался из объятий и заспешил, закарабкался верх — путь вниз был закрыт телом Мистера Но, — скользя кедами по камням.

Однако его настигал оправившийся от потрясения Мистер Но, сокращая расстояние, прыгая сзади на червереньках, как огромная обезьяна, кряхтя и страшно дыша.

Мальчик, протиснувшись между двумя скалами, стоявшими как две высокие стены, и… неожиданно выполз на небольшую горизонтальную площадку.

Впереди — пропасть. С боков отвесные скалы. Сзади — узкий сход на тропинку, по которой сейчас полз преследователь, исключая иные варианты события, которые он запланировал еще внизу, — гневно глядя на Мальчика, как огромная ящерица, в предвкушении добычи, осклабясь в раже.

Вот и капкан!..

Мысль заработала быстро — на размышления оставались секунды. Мальчик налёг на валун, который сбоку нависал над тропинкой, упёрся ступнями в камни, толкнул его, — валун заскрипел, качнулся.

Мальчик, глядя вниз и поймав взгляд преследователя, уже уверенно покачал валун, — камень угрожающе зашевелился, обрушая породу и мелкие камешки, — все это, угрожающе шурша, побежало вниз, навстречу Мистеру Но.

Мистер Но, еще более удивлённый, понял немую угрозу и остановился, тяжело дыша.

Засмеялся, устало, отчаянно:

— Ты думаешь… Думаешь… Я боюсь смерти? Ха!.. Нет! Но… не сейчас. Сейчас — нет.

Сказал, но не двинулся.

Мальчик закричал — красный, как будто горячий:

— Я прыгну!.. Туда! — он качнул головой назад. — Прыгну!

— Хорошо, — успокоительно, согласительно проговорил Мистер Но, садясь, позой приглашая к спокойствию. — Прыгнешь, если захочешь, но не сейчас…

Мальчик понял, что нужно сделать что-то еще, что окончательно остановит Мистера Но. Он отскочил от валуна, оказавшись на каменной площадке и, выпятив грудь, повернулся к лагерю, который лежал далеко внизу, но был доступен и зрению, и голосу, крику, визгу. Там двигались фигурки и, казалось, даже слышался смех.

— Хорошо! — позвал Мистер Но, выдавая свою тревогу и опаску. — Ты о чем? Смешно, смешно… Какой ты, однако… Смешно! Вот глупость!..

А когда Мальчик движением показал, что не станет кричать, «если», — Мистер Но демонстративно отвернулся, лег на камни, бросил на глаза ладонь. Шумно дышал, страдальчески вздымалась грудь.

Но Мальчик не мог ждать, он хотел, чтобы всё это скорее кончилось, и опять зашевелил камень. Еще большая часть гальки агрессивно заскользила вниз, один небольшой камень, скакнув, прокатился по груди Мистера Но.

Мистер Но сел, по-прежнему спиной к мальчику, достал сигареты… Долго шарил по всем карманам в поисках огня, затем, видимо, вспомнив, что отдал зажигалку Мальчику…

Мальчик, повернувшись к лагерю, крикнул коротко и еще негромко:

— Э-эй!..

Мистер Но встал, не оборачиваясь, медленно пошел вниз: понурый, с покатыми плечами, как вратарь, пропустивший гол, — так подумалось Мальчику.

Удостоверившись, что Мистер Но далеко, и что он уже переправился через сай и идет по направлению к лагерю, из которого его путь уже виден тем, кто в лагере, Мальчик решился покинуть западню.

Когда он проползал под валуном, который недавно раскачивал, как «катательное» орудие, — камни заскрипели, и глыба, отслаиваясь, двинулась вниз, грозя задавить своего тревожителя, переломить ему хребет, покрошить косточки. Мальчик застыл, боясь шелохнуться, понимая, что сейчас ничего не зависит от него, — вот оно, то самое ужасное состояние, про которое упомянул Мистер Но!

Камни, казалось, умиротворённые покорностью человека, остановились, и лишь глубинный скрип выдавал их волнение и решимость к стремительному и безжалостному движению покарать зазнавшегося человека, возомнившего себя небожителем.

«Это не я называл себя Аполлоном! — мысленно оправдывался Мальчик, лежа на холодных камнях, не понимая, за что может быть наказан сейчас и за что ему пришла более существенная и еще не миновавшая его напасть в образе Мистера Но. Добавил неуверенно, но на этот раз то, что думал: — Я еще маленький. Мне страшно!»

Он дождался тишины, которая стала исходить от камня. И тогда мускулами живота и фалангами пальцев привел тело в движение: наклон тропинки помог ему, — и через несколько долгих минут, рептилией, помесью ужа и черепахи, он миновал гибельный коридор. А когда выполз на открытое место, то, даже почувствовав свободу и облегчение, еще оставался лежать, отдыхая от свалившихся на него потрясений последнего часа. Здесь его не настигнуть и не заманить или загнать в ловушку — тропинки разбегаются во многие стороны, и ни один взрослый не достанет здесь убегающего мальчишку. Только сейчас он почувствовал, что всё его тело болит, и, задрав брючины, увидел на ногах царапины и ссадины. Перешнуровал обувь, затянул узлы покрепче. Пора идти. Еще раз огляделся. Увидел иголку, потерянную дикобразом, толстую и крепкую, словно костяной наконечник стрелы, как заточенный гвоздь, — поднял, зажал в ладошке, погрозил вооруженным кулаком в направлении, куда ушел Мистер Но. Огляделся и погрозил всему вокруг. И сквозь сжатые зубы заныл какую-то маршеобразную песню, без слов.

Мальчик спускался той же дорогой — он уже настолько перестал бояться, что решил не таиться, один снаряд не попадает в одну и ту же воронку — такое он читал в книгах про войну. И он отчасти чувствовал себя на войне — неожиданное состояние, о котором он мечтал в глубоком детстве, огорчаясь, что времена героев, преодолевающих обстоятельства и себя, прошли. Но вот и пришла война: какой-то ее час — и он, воинственный романтик, уже раскаивается в своих геройских мечтах, связанных с войнами. Что может быть лучше мира и спокойствия!

Внизу он умылся ледяной водой сая, напился — оказывается, он смертельно хотел пить. Перешел вброд сай, ноги ломило, сначала приятно, потом больно. Но он продолжал стоять в ледяной воде, задрав голову, глядя на редкие вечерние облака, подернутые оранжевым, — ему очень хотелось, чтобы вода унесла всю грязь и ужас, которые пришлось пережить.