Леонид Нетребо - Кокон для Стены Плача

Марина быстро отозвалась:

— На это, уважаемый Иосиф, никакого разрешения не нужно.

Марина чувствует, что я зол на нее, поэтому весь вечер будет говорить за меня. Я и так не отличаюсь болтливостью, а во власти чувств молчалив вдвойне. Возможно, поэтому не сделал карьеру — всегда не хватало хладнокровия и выдержки. Только и научился с годами — не выплёскиваться, без умения особенно притворяться. Если скажу слово — выдам себя. Ты как большой ребенок, говорит Марина, в последнее время — постоянный зачинщик моих эмоций. А ведь на переживания мы с ней изначально не договаривались. Вернее, по молчаливому согласию, наспех сляпанное здание нашего союза исключало какие бы то ни было серьезные обязанности друг перед другом, а следовательно, аффекты были его архитектурным излишеством. Но мой порок по части хладнокровия дал свои плоды, и вот я зол (и молчалив).

— Спасибо! — Иосиф сидя изобразил начало поклона, подавшись вперед. — Вероятно, вы слышали про женщину-фараона Нового царства Древнего Египта из восемнадцатой династии…

— Ну!.. — с торопливой игривостью подбодрила Марина, захлопав ресницами, из чего явствовало, что не слышала (как и я).

— Ее имя Хатшепсут, — улыбнулся Иосиф, пряча снисходительность, — то есть «Находящаяся впереди благородных дам».

— Я произвожу такое впечатление? Вау! — Марина зашуршала пачкой, вынимая сигарету, сейчас «глубокомысленно» закурит.

Эти дурацкие междометия. Ей явно не хватает моего умения промолчать, когда стыдно. Но ведь, чтобы застыдиться, нужна совесть!

— Да, вы угадали. Я не мог раньше представить, как она выглядела в реальности, несмотря на каменные изваяния, дошедшие до нас. Теперь вопрос ее облика, вернее, образа, для меня отпал. Я его назначил. Вернее, переназначил. Только что.

Марина с деланой обидчивостью посмотрела на меня, жеманно пропела:

— Теперь тебе понятно, с каким образом ты… соседствуешь?

Смуглые курортные работники собирали матрацы с лежаков и шезлонгов. Мимо гостиничных строений, по мокрой песчаной полосе проходили отдыхающие, босые, с сандалиями в руках. Воздух насыщался запахом зелени, орошаемой костлявым поливальщиком в длинных шортах, — преобладал аромат райхона и неизвестного белого цветка, росшего на невзрачной колючке. С моря, с порывами ветерка, тянуло букетом из водорослей, йода и рыбьего жира.

— Вот, к примеру! — Иосиф щелкает костяшками ладони по плазме лэптопа. — Друг по социальной сети. Страна, язык которой мне знаком. Такое бывает редко, чтобы из френдов в друзья, да и поздно уже в этом возрасте для отношений, зовущихся дружбой. Любовь между мужчиной и женщиной — другое дело. Когда разбитые по своим жизням две судьбы, с размочаленными безнадежно краями, с обнаженными нервами, абсолютнейше, казалось бы, несовместимые, — шмяк друг к дружке как два куска еще живого мяса! И — как паззлы, оппа! Как там и былО! Я это о чем? А… Ну вот и мы с ним, казалось бы, душа в душу, друзья, полнейшее взаимопонимание, интересы и прочее. А тут он вдруг увлекся новыми веяниями, со старыми дырками, я прямо умираю. Я ему пишу, да понимаешь ли ты, что такое революция? Нет, смотрите на него, он думает, что после переворота будет то же самое, только лучше, ха! Надо же иметь такие куриные мозги?

Здесь Иосиф энергично пропел:

— «А вместо сердца — пламенный мотор!»

А отпев, добавил:

— Теперь уж ему бесполезно напоминать поговорку: «Лучше вареное яйцо в мирную пору, чем жареный бык в войну», — поздно, у него там уже вместо мозга…

Осёкся. Молча налил в свой бокал и, не предлагая тоста, выпил, выдохнул.

— Ох, ребята, извините, что без компании, задумался, индивидуалист. А также прошу прощения за ругань и вокал. Вы ведь знаете, что желать революции своей стране — что может быть хуже! Но всегда находятся. И эти «находчивые», скажу я вам, бывают двух категорий. Только двух. Только! Первая это непониманцы, от отсутствия образования, от нежелания заглянуть в учебники Её Величества насмешливой Истории, Робеспьер, гильотина, короче — дураки, а мягше сказать — бараны. Вторая — пониманцы, то есть провокаторы, то есть, мягше сказать — козлы, увлекающие баранье стадо на мясокомбинат. Третьего не дано! И если тебя душит мятежный дух, и при этом в энном месте играет «Пионерская зорька», то выбирай из этих двух вариантов, кто ты, мягше сказать… Третьего, повторяю, не-да-но!

— Иосиф, дорогой, — прервала Марина, — да что вам до какой-то… страны. Стоит ли переживать?

— О, Марина, с Интернетом мир стал маленьким. Мирок! Да и раньше… Помните, как сказал поэт? Про то, что в жизни чувства — сближены. Будто сучья яблони. Покачаешь ближние — отзовутся дальние. А когда-то я даже Анну Герман ревновал, к… Польше. Такие вот у меня тараканы в голове. Тогда одни, сейчас другие. Не уверен, что меня понимают. Да и ладно.

— Иосиф, мы вас прекрасно понимаем, но… Мы совершенно не интересуемся политикой, ну совершенно!

— Я вас понял, о, совершеннейшая! — Иосиф поднял руки, было заметно, что он сильно захмелел. — Только завершу, с вашего позволения. Я ему вот сейчас напишу… нет, вот только сначала выпьем, а потом обязательно напишу. Что ты, френд моржовый… Чтоб тебе, Марату беспамятному, какая-нибудь соратница, какая-нибудь Шарлотта Корде, финкой задницу повредила. Слегка, а совсем не насмерть! Может, мозги на место… Всё, Мариночка, пардон за ругань, скобарь я питерский, заканчиваю, перехожу к морали. Мораль! Дружба между мужчинами бывает только в молодости, в студенчестве, например. Потому как в студенчестве — это музыка, поэзия, это… это… ну вы меня поняли, предлагаю тост!..

Как узнала ранее Марина, Иосиф большую часть времени за компьютером проводит не в социальных сетях, а на биржевых сайтах, поскольку является достаточно крупным интернет-трейдером, «с того и живет».

Иосиф смеется, кажется, он опять трезв. Удивительная способность.

— Странная у вас была бабушка, царствие ей небесное. Зачем завещать записку для Стены плача, если скоро будешь иметь очный разговор с Ним? Что она там написала, если не секрет, на каком языке?

Смеется и Марина:

— Бабушка была класс. В совершенстве знала только русский, и написала, без вариантов, по-русски. Но вот что? Неизвестно. Я вам покажу, у меня в номере… Она сделала маленький такой контейнер. Я сейчас принесу.

Марина убежала в номер, а Иосиф обогатил меня географическими новостями.

Он указал мне, где точно на той стороне залива расположены, справа налево, Саудовская Аравия, Иордан, и вон там, в уголочке, кусочек Израиля, там и граница, туда нам с Мариной предстоит идти, чтобы…

— Вот, — подскочила Марина, протянула (через «сердце» в перегородке), ладошку, на которой лежал знакомый мне белый контейнер.