Леонид Нетребо - Кокон для Стены Плача

— А, ливийский флаг? Это просто бизнес. Здесь много беженцев, которые убежали, когда там началось. Understand? Сотни тысяч. А теперь надо возвращаться. С чем? С новыми флагами! Признаём, ура, мы свои, ненавидим Каддафи! Обод… обоб…

— Одобряем, — подсказывает женщина.

— Да, одобряем. Понятно? Чтобы не убили… Новые. Понятно? А нам — бизнес.

— У вас у самих тут недавно власть сменилась! — проявила осведомленность женщина.

— Да-да, сменилась.

— И как?

— Есть проблемы… — магазинщик немного замялся. — Преступники вышли из тюрьмов, теперь они среди нас. Будьте немножко осторожно. Немножко.

— Нам говорили, здесь низкая преступность.

— Да, немножко раньше. Сейчас больше немножко. В темноте не надо ходить. Ходите, где светло. Они среди нас.

— А полиция?

— Сейчас полиция немножко смелее. Им разрешили работать. Народ им запрещал, потому что они были за президента. Они спрятались, преступники вышли. Народ понял, что полиция должна работать. Разрешили. Работают. Но все равно… стесняются немножко. Боятся, что любой человек скажет — ты служил президенту.

— Да, кино, — пробормотала женщина, потом воскликнула, сдвинув брови: — Где ты был в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое октября?!

— Что? — не понял магазинщик.

— Да так. Везде и всегда всё одинаково.

Магазинщик согласился:

— Да!

Словоохотливый рассказчик не отпускал русскую пару, ежеминутно предлагая кофе, скороговоркой философствуя:

— У нас всё есть. Понемножку. Оливки. Финики. Нам хватит. Нефть — немножко. Хватит! Зачем много? Нет, не надо, не надо. Зато никто не прилетит…

Блондинка подарила мужчине маленький вымпелок с цветами ливийского флага — «В знак нашей победы!» Он ей — теннисную шапочку с тиснением того же флага: тоже символ и тоже победы, но не собственной, а демократии, вознесшейся над соседней с Тунисом страной.

— Демократии!.. — передразнивала она, смотрясь в примерочное зеркало. — Ну что, полегчало, страна?

Ему везет на умных женщин.

— Ты знаешь, — говорила умная женщина, имевшая, оказывается, по ее скромному выражению, неплохое экономическое образование, когда они уходили от очаровательного магазинщика, — я сейчас впервые в жизни почувствовала, прочувствовала, что значит жить в стране, где вопрос, быть миру или войне, жить или не жить, зависит не от нее, не от страны. Мир, потому что нефти — нет!.. И, ура, никто не прилетит. Это ужасно! Ведь да? Тебе понятно, understand? Это кем себя чувствовать? Нам это трудно понять. А вот здесь — понятно. Только приглядись, прислушайся, и будет понятно. Ты можешь быть семи пядей во лбу, добропорядочным, мирным, работящим, платить налог или даже дань, но… Это ровным счетом ничего не значит, если у тебя слишком жирная земля, которая хорошо родит. И ты молишь бога: пусть моя земля будет засушлива и неплодородна, пусть на ней растет верблюжья колючка и кактус!.. Карфаген должен быть!..

Последние километры, проведенные в автобусе, они по-прежнему сидели рядом, но женщина уже старательно отстранилась от него, устроившись почти спиной к окну, и разговаривала, изменив тональность — как будто только что встретилась с приятным человеком, интересным собеседником, и просто коротает с ним время в пути.

— Ты почему-то сегодня еще грустнее, чем вчера в пустыне на верблюде. Улыбнись, всё позади! — она хохотнула. — Скажи, а ты вообще по жизни кто?

— По жизни? — мужчина, скрывая иронию на секунду задумался. — Детектив.

— О, я так примерно и предполагала. Лицо у тебя такое… интеллигентно-протокольное. Ты ловишь преступников, борешься с мафией, обалдеть. Здорово! Даже если врёшь. Но это не важно. Всё равно, по таким как ты, пишут приключенческую муру и снимают фильмы. В таких влюбляются не только дуры, но и увлекаются достойные женщины, да. Говорю это как… не совсем дура. Точно, в тебе есть какая-то недосказанность, спокойствие. Бабам это нравится. Ты сердцеед. Ты насаживаешь наши сердца на шпагу своего обаяния, как куски баранины на шампур. О, если бы у нас с тобой было побольше времени, то одним кусочком коллекционной баранинки на твоём шампуре стало бы… Брр! Слава богу, что мне скоро выходить.

— Всё предыдущее — это про меня? — Мужчина приосанился. — Можно зеркальце на минутку?

— А я серьезно, между прочим. Ой, нет, скорей бы моя остановка, я прямо выскочу на ходу и напьюсь сегодня вечером, чтоб память отшибло.

Смеются.

— А расскажи-ка, мил дружок полисмен, какой-нибудь случай из практики. Чтоб конец был неожиданный. Я вообще-то детективы не люблю. Всё слишком просто, не верю, но из реальной практики другое дело, жизнь.

Видя его неохоту, придвинулась, потупила взгляд и гнусаво пропела:

— Это моя последняя просьба!

Он глубокомысленно нахмурил лоб, заговорил газетным, если не сказать казённым языком:

— Ну, хорошо. Вот, из последнего. Покушение на одну семью. Выстрел и наезд мотоциклом.

— О, выстрелили, а потом переехали? — женщина оживилась. — Так, дальше, я попытаюсь угадывать. Посмотрим, какой из меня…

— Нет. Оба случая разведены во времени.

— Трупы? Два?

— Нет, слава богу.

— Уже неинтересно. Да еще, наверное, преступника быстро нашли, угадала?

— Нет. Сначала вышли на предполагаемую фигуру. Бывший любовник жертвы, он же бывший, скажем так, правонарушитель, легализовавшийся в добропорядочного функционера…

— Мне не нравится слово «любовник», не знаю почему, — она вздохнула с невинным лицом, — не произноси его, пожалуйста. А вот что касается этих… легализованных, то их сейчас пруд пруди. У нас на дачах — каждый второй. Снаружи не подумаешь, жёны, детишки, внучата. А копни там за забором, там не только дождевой червяк. Правда?

— Совершенно верно. В ходе расследования накопали еще несколько других преступлений, совершенных им много лет назад…

— Таким образом, его легализованная жизнь, м-мм, не удалась, и он сидит! — заключила женщина торжественно. — Сколько веревочки не виться. Но ведь покушения-то совершил не он. Я права? А кто?

— А!.. — он махнул рукой. — Трудно поверить, но оба покушения совершила, действительно, трудно было поверить, обыкновенная двадцатилетняя девчонка. Если не считать ее увлечения одной молодежной субкультурой. Уверяет, что стреляла просто так, попугать пострадавшую, свою неприятельницу. А мотоциклом и вовсе наехала по ошибке, вместо неприятельницы пострадала ее мать, внешне похожая на свою дочь.

Слушательница оживилась:

— Стоп! А неприязненные отношения между женщинами — это что? Мужика не поделили?

Рассказчик помялся:

— Вроде этого.

— А других вариантов и быть не может! — удовлетворённо возвестила проницательная слушательница. — С чего баба бабу будет мотоциклетом давить, стрелять и так далее. Так, рассказывай дальше.