Александр Кожедуб - Мерцание золота

— А Чехов? — возразил я.

— И Чехов дерьмо. Сейчас его никто не печатал бы.

За Чехова мне стало обидно. Изредка меня с ним сравнивали, и это как-то примиряло с действительностью.

С Чеховым еще в детстве у меня приключилась забавная история. Мы жили в Речице, я запоем читал Майн Рида, книги которого в городской библиотеке были редкостью. Там меня знали и откладывали Майн Рида в сторону, если вдруг кто-то его сдавал.

— Вас таких двое, — смеялась библиотекарша. — Читаете все подряд, скоро совсем ослепнете.

Вторым был Витька из параллельного седьмого класса. Он был настолько поглощен чтением, что у него не оставалось времени даже на сон, не говоря уже про еду. В следующий класс его переводили только потому, что у нас в стране было обязательное среднее образование.

В какой-то момент Майн Рид кончился окончательно, и я с утра до вечера пропадал на Днепре. «Вырасту, уеду в большой город и куплю там полное собрание сочинений Майн Рида», — думал я, вытаскивая уклейку.

Однажды я зашел в гости к уличному соседу Петьке. Сам он жил в Мончегорске, но на лето его привозили к бабке в Речицу.

— Твои? — показал я на книги, ровным строем стоящие на полке.

— Бабкины.

— Читал?

Петька посмотрел на меня как на идиота.

— Можно, я возьму одну?

— Бери все, — махнул рукой Петька. — Бабка их тоже не читает.

И я за лето одолел собрание сочинений Чехова в шести томах. Не скажу, что я дочитывал все рассказы до конца. Например, «Даму с собачкой» можно осилить только под дулом пистолета, но рассказ «Налим» был хорош.

До сих пор из писателей, портреты которых висели в классе, мне нравился лишь Гоголь. Его «Страшная месть» представлялась вершиной, на которую не вскарабкаться простому смертному.

И когда я упомянул имя Чехова при нашей «русачке» Марье Семеновне, она онемела.

— Кожедуб, — заявила она, придя в себя, — ты станешь писателем. У меня еще не было ученика, который в седьмом классе читал бы Чехова.

Впрочем, я и сам знал, что стану писателем, и не придал ее словам большого значения.

И тут какой-то Палкин заявляет, что Чехов дерьмо.

— Где ты его нашел? — спросил я Сербова, суетящегося подле Палкина.

— В самотеке, — не стал тот врать.

— Готов за него поручиться?

— Конечно, это новое слово в русской литературе.

— Ну-ну, — посмотрел я по сторонам.

В редакции уже практически все были пьяны, даже Уткин.

— С теми, кто не уважает Чехова, у нас не пьют! — заявил он, воинственно блестя очками.

Палкин, ни слова не говоря, поднялся и бросился на Уткина, норовя сорвать с его носа очки. Послышались глухие звуки ударов, сопение, со столов на пол посыпались рукописи. Сотрудники бросились разнимать дерущихся, что только увеличило суматоху.

Общими усилиями Палкина выкинули за дверь.

«Пора уходить, — подумал я, поднимаясь. — Без женщины пьянка превращается в драку, а с нами даже Бурятиной нет».

На выходе я увидел Палкина, который рвался назад в здание.

— Русского гения бьют! — орал он.

— Владимир Иванович, идите домой, пока под вторым глазом синяк не поставили, — урезонивал его Сербов.

Только сейчас до меня дошло, что Уткин с Палкиным полные тезки.

— Козлы! — бушевал Палкин. — Даже драться не умеете!

— Мы и не должны уметь, — сказал я Сербову. — На твоем месте я сходил бы за бутылкой.

— Иду, — вздохнул Сербов. — Как хороший писатель, так обязательно сволочь. Владимир Иванович, ты со мной?

— А с кем же еще! — полез тот к нему целоваться. — Поехали ко мне, хоть выпьем.

— Его возьмем? — показал на меня Сербов.

— Нет, — отвернулся от меня Палкин.

Я с ним согласился. Два рассказчика за одним столом — это перебор.

Союз писателей СССР вместе с Советским Союзом почил в бозе, и на его руинах возникло Международное сообщество писательских союзов.

— Какой-то МПС, а не Союз, — сказал мне консультант Дудкин. — А на месте машиниста бухарский меняла.

— Кто? — удивился я.

— Мулатов. Его дед был главным ростовщиком в Бухаре. А яблоко от яблони, как ты знаешь, падает недалеко. Консультантом по белорусской литературе к нам не пойдешь?

— Консультантом? — еще больше удивился я. — Там же Володя Плотников.

— Уволился.

— А ты становись консультантом по совместительству, — посоветовал мне Вепсов, когда я ему рассказал об этом предложении. — Со вчерашнего дня я у Мулатова заместитель.

Это меняло дело.

В одной из комнат в особняке на Поварской мне выделили стол.

— Я ж говорил, что все образуется, — похлопал меня по плечу Дудкин. — План мероприятий составил?

— Какие сейчас мероприятия? — хмыкнул я. — Денег нет.

— Денег нет, а план должен быть, — засмеялся Дудкин. — Да и с деньгами не так все плохо.

Поговаривали, что Дудкин участвовал в переговорах по сдаче флигелей под рестораны. А кто сейчас открывает рестораны? Бандиты.

Как-то в комнату, в которой я сидел один, вошел Мулатов.

— Скучаешь? — посмотрел он на мой пустой стол.

— За свой счет даже из Минска перестали к нам ездить, — сказал я.

— Тому, кто заключит с нами договор, заплатим. Ты им скажи. Телефон работает?

— Работает.

— Видишь, у нас и телефон работает, и служебная машина есть. Даже курьера держим. А ты сидишь и ничего не делаешь. Знаешь, как я стал председателем?

— Нет.

— Тогда слушай. Беловежская пуща у вас?

— У нас.

— Вот. Ельцин, Кравчук и этот ваш…

— Шушкевич.

— Да, Шушкевич. Подписали они в пуще соглашение, а здесь все струсили. Разбежались, как крысы, и все бросили. Кабинеты стоят пустые. Мы заседаем в конференц-зале, Евтушенко, Черниченко выступают с речами. Твой Адамович тоже выступал. Я поднялся и пошел по кабинетам. Захожу в кабинет первого секретаря… Знаешь такой кабинет?

— Знаю.

— В нем Фадеев сидел. Я захожу и вижу открытый сейф. Представляешь, этот разведчик на фронте языков брал, ему Героя Советского Союза дали. А здесь он бросил открытый сейф. Я открываю дверцу, беру печать Союза писателей и возвращаюсь в конференц-зал. «Вот вы здесь выступаете, — говорю я, — а у меня печать».

Мулатов достал из кармана печать и показал мне.

— Теперь ты понимаешь, как берут власть? — пристально посмотрел он на меня.

— Так было всегда, — сказал я. — Один бросает, второй подбирает. Сначала царь бросил, потом Горбачев.

— Они здесь думали, что самые умные, а печать достать из сейфа не сообразили. Ты скажи своим белорусам, что власть у того, у кого печать.

Он грузными шагами вышел из кабинета.

«Настоящий бай, — подумал я. — В Средней Азии, наверное, все внуки ростовщиков становятся баями. Впрочем, они ими и в Москве становятся».

Через несколько дней по МСПС разнесся слух, что Дудкина нашли на одной из подмосковных платформ с простреленной головой.