Юрий Цыганов - Гарри-бес и его подопечные

И стало ему тошно и страшно…

Поэт не пустил его к себе. Не дал испить живой крови, не дал тепла, так необходимого ему.

Он все унес с собой, этот глупый и гордый мальчишка. Он даже не спросил, чем Гарри платит за службу.

Гарри-бес был золотой крови.

Он был древний, как сама жизнь. И высший знак Ада, что скрывался у него под сюртуком, был пожалован ему Верховной Властью не за истребление младенцев и не за поджоги и мор. Эти дела творила безмозглая оловянная каста растленных авантюристов, презираемая им. Гарри был бес элиты. Он обслуживал королей и философов, композиторов и поэтов. Только истинные творцы были его клиентурой. От сотворения Мира до конца Света был диапазон Гарри. Его отточенная мысль входила в мягкое тело Бога просто, без усилий, как гвоздь вошел когда-то в ладонь Его Сыну. Гарри был равен Создателю, потому что сумел проникнуть в организм системы, Им созданной, и расщепить на составные части то, что было Единым Целым.

Поэтому он был так скрупулезен в выборе, так дотошен в расчетах. Только борьба с избранниками, достойными его Знака, приносила истинное удовлетворение. Ни с чем не сравнимый восторг несла ему эта борьба.

Гарри подбирал себе нового подопечного много раньше, чем прикончит предыдущего. Это была сложная работа. Работа, в которой нельзя ошибиться. Гарри выискивал истинное дарование. Божий Дар был нужен Гарри.

И вот он ошибся. Этот безумец осмелился нарушить порядок вещей, разорвать цепь преемственности и оставить Гарри с его страшным Знаком наедине.

Это означало конец. Гарри не мог быть долго один. Дыра съедала своего носителя.

И Гарри пошел прочь. Маленький, сгорбленный, лысый Гарри двинулся в путь…

Видит Бог, это было жалкое зрелище.

4.

Гарри шел долго наугад. Вперед и вперед… Через поля да овраги, города и селения. Ему бы взлететь, как бывало, да не может. Тащится через лес дремучий по волчьей тропе. Куда — сам не знает. Не осталось у Гарри ни надежды, ни сроку.

Много он за то время людей перебрал, многим души повывернул. Никого вербовать не стал. Пустое это занятие — искать бриллиант в человечьем навозе.

Да разве так сыщешь…

Раньше он годами подопечного подбирал. Из многих лучших выбирал единственного. Ночами летал охотиться.

Наметит себе претендента и ворожит над ним. В душу к нему змеею вползает, слух наполняет звуками неземными, образами неведомыми волнует воображение. Дает испить ему яду познания, вскрывает плоть земную, толкая в небытие. Дает увидеть то, что сокрыто от глаз.

В золотом чаду устраивал пир страстей.

А утром, в блеклой мгле наступающего рассвета он торчком возникал перед ним и просто, без ужимок, просто и страшно распахивал свой сюртук. И смотрел, как тот корчится в муках, какая убийственная тоска стынет в его глазах.

Совсем немногие выдерживали те испытания.

Только сильные духом принимали вызов.

Ах, какие сражения устраивал Гарри тем избранникам. Какой огонь страстей разжигал в их душах, в какие ледяные склепы опускал их пылающие сердца. Какую пустыню одиночества им готовил.

Теперь и сам он попался. Дыра неумолимо втягивает в себя последние силы. И скоро прикончит его. Ей безразлично, какая жертва попадает в ее жадное чрево. Она прожорлива и всеядна…

Гарри умрет в страшных муках и корчах, чтобы возродиться потом в самой низшей оловянной касте бездумных исполнителей чужой воли. Он будет жить под землей, как упырь, пуская пузыри и выполняя самую черную работу. И оттуда наверх дороги нет. Верховная Власть не прощает неудачников.

Таков закон касты.

5.

В том дремучем лесу под землею находился секретный военный объект. Огромную бомбу прятали командиры.

А чтобы пришлый лазутчик или какой залетный парашютист не дознался, построили над бомбой сараюшку, да наполнили ее всяким хламом для отвода глаз. И солдата в охранение поставили.

Стоит солдат с автоматом, службу несет. Про бомбу ему знать не положено. Приказано стоять — стоит. Дело не хитрое…

Только надоело ему караулить. «И то, — думает, — кому это барахло на фиг нужно?» Сел в сторонке на травку, к дереву прислонился да и уснул ненароком.

А тут Гарри-бес на поляну выползает. Еле ноги волочит. Нету мочи дальше идти. Все нутро адским пламенем полыхает, последние силы Дыра сожрала.

Вдруг видит — солдат под деревом спит. Подполз к нему Гарри, склонился. «Была не была, — думает, — какой ни на есть, а все человек теплый. Чем под землей упырем жить, лучше его изведу да кончину свою на время отсрочу».

Взял да и забрался в солдата…

Звали солдата Егор.

Проснулся Егор в тоске и тревоге. Душу саднит, сердце холод сковал, волком на луну выть хочется.

Что за наваждение…

Помутился у Егора разум, встал нетвердо, огляделся вокруг. И предстала пред ним картина мира, страшная и величественная.

Будто оболочка живой жизни спала с лица земли и открылась ему тайна Подспудного. Неведомые доселе механизмы, приводящие в движение жизни ход, обнажились и стали зримы. И все тайное стало явным. Подземные течения, как кровеносные сосуды, опоясали землю. Виднелись черные омуты и тектонические наросты. И мир подземный просматривался до пупка. И не было в нем волшебства жизни, но был всепожирающий огонь и холодная ясность кристалла. И твари подземные бились за жизнь, пожирая друг друга.

И небо разбухло и прорвалось. И там, за ясным куполом, носились сонмы взъяренных частиц, сталкиваясь и взрываясь, клубились грязные пылевые массы, и души умерших, сбиваясь в легкие стайки, мерцали в бескрайней пустоте.

Стоял солдат завороженный распахнутым чревом незримого. Целомудрие противилось наготе и бесстыдству явного. И бедное сердце солдата трепетало, как пойманная птица… Но Гарри уже пустил в мозг струйки золотого яда и клеймо своего Знака приложил к его душе.

— Вот такая история… — сказал кот Баюн, после продолжительной паузы. — Такой вот оборот приняло наше повествование… Правдивого, замечу, повествования. Хотя и в музыкальном жанре. Но! хватит музыки. Симфоническое вступление cыграно. Впереди нас ждет проза. Суровая проза жизни.

(продолжение в прозе)

Гарри хорошо жилось в Егоре. Первое время он только спал и питался. Восстанавливал утраченные силы. Спал подолгу, свернувшись калачиком, а питался, разумеется, Егором. Гарри повезло, Егор был крепким малым. Организм — кровь с молоком, и душевная конституция устойчивая, без аномалий и отклонений от нормы.

Хлебнув лиха и чуть не угодив в преисподнюю, Гарри стал осторожным и скромным. Не наглел. Ел по чуть-чуть и из Егора не высовывался. О всяких там фокусах не помышлял, сюртучок без надобности в стороне валялся, а золотые дымы, бриллианты и прочие ужимки оставил до лучших времен. Да как-то неловко было и вспоминать теперь весь этот балаган… Чем проще, тем лучше, решил Гарри.