Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

Распрощавшись с начальством, всучив на выходе вездесу­щему Ирвану Сидоровичу, уже спешившему в кабинет генерала с подносом и пузатой заиндевелой бутылкой, полукилограммо­вый золотой брелок для ключей, а крутозадой Индиане — объевровские духи, Енох вернулся к товарищам.

Совещание закончилось, и все готовились отметить радост­ное событие всеобщего сбора в окружном центре дружеской пи­рушкой, да и повод был преотличнейший. По древней чиновной традиции всякий новичок, поступивший в ведомство, обязатель­но должен был, что называется, «прописаться» или «проставиться», иными словами накрыть отменный стол и отпотчевать будущих сослуживцев, ну, а если повезёт, то и начальствующий состав. Енох об этом, конечно же, знал, но вместо снеди и домаш­них припасов, настоек и наливок, прихватил с собой побольше наличности и уже отправил Берию организовывать пиршество в одно тихое, но очень дорогое заведение, об экзотике которого был наслышан ещё в столице.

— Енох Минович, не сочтите за навязчивость, — ещё на лестнице окликнул его Юнус Маодзедунович, — уж коли так свелось, что я стал для вас первым знакомцем, позвольте полю­бопытствовать: «прописочку» отмечать сегодня будем? А то на­род беспокоится, ежели вы в стеснении нынче, можно сие благое дело и отложить на какое-то время. Ну, а сегодня, кутнём по под­писке, этак тыщёнки по полторы с носа.

— Позвольте, Юнус Маодзедунович, какая подписка, какие отсрочки, всё за мой счёт, нешто я традиций не знаю? Вы вот что, ежели это вас не стеснит, подсобите мне список составить, кого, кроме коллег, позвать надобно. «Прописка», она ведь дело нешуточное, от неё много зависит, не правда ли?

— Истину глаголешь, сын мой, — раздался откуда-то снизу по-оперному раскатистый приятный баритон.

Енох в недоумении уставился на Иванова.

— Да это же окружной архиерей, владыко Илларион, вы к нему под благословение обязательно подойдите, а после и на посиделки пригласите, — понизив голос, заговорщически сообщил новый зна­комый, — весьма влиятельная, кстати, личность при господине На­местнике, да и вообще, злые языки поговаривают, что он — скры­тый масон и чуть ли не держатель мастерка местной ложи.

— Что ж это ты, Маодзедунович, душе новой и чистой про меня там нашёптываешь? Небось опять про мои грехопадения да про это треклятое масонство? Всё — бессовестные враки, любезный Енох Минович, — привычным жестом благословляя согбенного чиновника и принимая традиционные лобзания, бла­годушно прогудел владыко.

— Ваше преосвященство, не соизволите ли отобедать с нами, недостойными? Так сказать, повинуясь традиции, мы...

— Похвально, похвально, что традиции чтите, но куда же мне в облачении да с панагиями в вертеп разврата и пороков идти...

— Святый владыко, не гневайтесь! Выбор питейного заве­дения был случайным и, конечно, без учёта присутствия вашей милости. Но я это мигом исправлю, прямо сейчас же дам рас­поряжение повернуть всё обратно.

— Помилосердствуйте, гуляйте уж своей компанией, своим миром, а мы помолимся о просветлении заблудших душ ваших. Да и дела у меня. Другим разом свидимся, за приглашение спаси­бо. Так что благословляю я сегодняшний стол ваш. — Громко по­стукивая золочёным посохом, епископ гордо проследовал далее.

— Ну, вот и хорошо, — опять зашептал Юнус Маодзедунович, — и этикет соблюли, и слуге Божьему весь вечер компли­менты петь не придётся.

Енох машинально кивнул, почти не слушая собеседника. «Ты смотри, как у владыки разведка поставлена! Красавчик! Надо будет о нём справки навести, да и сблизиться, чует моё сердце, что это пригодиться может».

Когда честная компания узнала, куда приглашена, произошла немая сцена, а потом хлынул всеобщий восторг. Так почти всег­да бывает, когда собирается воедино некое служивое общество. В считанные минуты в нём воцаряется неподдельный юношеский дух, и почтенные чиновники, степенные главы семейств и го­сударевы мужи мигом обращаются в беззаботных, шкодливых школяров или юнкеров выпускного курса. Особенно это заметно в компаниях, где большинство публики составляют воинские чины или офицеры в прошлом. Там того и гляди один седеющий генерал другому, не менее почтенному, к хлястику виц-мундира серебряную вилку или какой-нибудь бокал на неизвестно откуда сысканной бечёвке подвесить норовит. А так как в нынешние вре­мена почти весь управленческий класс государства в основном формировался из военного сословия, а более — из отставных жан­дармов, то нравы и повадки в нём царили соответствующие.

Питейное заведение располагалось в неброском кирпичном здании, притаившемся в густых зарослях нарочито неухоженно­го сквера. Молчаливые швейцары, полусонные, тусклые залы, слабо одетые официантки с одинаково правильными фигурами и длинными ногами. На таких посмотришь и забываешь, что ты зашёл сюда банально пообедать. Несмотря на свои модельные формы, в эти дневные и вроде как не совсем урочные часы, дивы бродили по залу медленно, лениво, не стесняясь, зевали, отчего со стороны напоминали больших красивых рыб. Но стоило толь­ко весёлой ватаге ввалиться в заведение, как тут же случилась разительная перемена. Швейцары выпрямились во весь свой гре­надёрский рост, метрдотели громко захлопали, вспыхнули где-то запрятанные светильники, по стенам заскользили непонятные и будоражащие воображение тени, у официанток попки встали на боевой взвод, а аппетитные груди моментально повываливались из лифов, призывно подмигивая коричневыми зрачками сосцов. Гульба начиналась.

Русская попойка отвратительна, но попойка русских чинов­ников отвратительна вдвойне и, может быть, сопоставима по сво­ей ненасытности только с пьянкой братьев по бывшему лагерю социализма, сейчас уже вовсю свободных, гордых и безбожно бедных, отчего всё время норовящих объединиться то в какие- то великие княжества, то в графские демократии, то в народные ханства. Многие, кстати, предполагают, что слияния эти не об­ходятся без пресловутой тяги данных этносов к всеобъемлющей халяве и несусветной зависти.

Настоящая пьянка начинается с осознания дармавщины и открывающихся в этой связи перед тобой перспектив. Негром­кая фраза, произнесённая Енохом Миновичем при выходе из представительства: «Господа, попрошу вас в заведении не стес­няться, я человек состоятельный и для друзей жалеть презрен­ный металл не стану! Гуляем сегодня по полной!» — была всеми услышана и воспринята как руководство к действию.

Вообще следует отметить, что чиновник ни в одном государ­стве не любит пьянствовать на свои кровные и всячески стремит­ся изобрести любой способ кутнуть за счёт казны или дохода со­граждан. Однако до такого разгула, как у нас, им далеко пока. Там никому и в голову не придёт, что можно, скажем, в обед собрать пол-управления или департамента Главной Администрации стра­ны и увести трапезничать в один из фешенебельных ресторанов, открытых неподалёку специально для этих целей. Это исконно наше изобретение, как и сногсшибательные бани с общим бассей­ном и девочками, расположенные в старинных подвалах, напро­тив парадного входа в Конституционный суд, под одной из глав­ных чиновных площадей столицы. Так что наверху тебя началь­ство дрючит, ну, а в подвале ты уже сам душу отводишь! И ещё не известно, где больше удовольствия, наверху или в сумрачных УГРовских казематах, а главное, кому от этого лучше — тебе или твоему начальнику. Вот такие прелести в главном городе страны, а уж о провинциальных нравах и говорить не следует!