Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— Эрми, можно тебя на минуточку, — нарушил больничную тишину Сар-мэн. — Выйди, тебя атаман кличет.

Гопс, будто и не слыша голоса возлюбленного, продолжала своё странное тайнодействие. Пальцы уже не были сложены в лодочки- ладони и не скользили плавно над покалеченными местами, а пля­сали и извивались, словно десяток встревоженных змей. Они кру­жили, переплетались друг с другом, то удаляясь от больной, то рез­ко приближаясь к ней, а то соединялись в щепотки, словно во что-то крепко вцепляясь и с силой это «что-то» выдирая прочь.

— Эрми! — громче позвал разбойник, не видя, чем занима­ется его подружка.

— Она вас слышит-слышит, вы погодите маленько, сейчас закончит и выйдет к вам, — ответила за неё Даша и сама испуга­лась, а вдруг как атаману не понравится её своеволие. Да и не она это сказала, а будто ей кто-то велел так сделать.

Сар-мэн что-то буркнул себе под нос и вышел. Вскорости, перестав вертеть пальцами, вышла вон и Гопсиха.

Не успела Эрмитадора сделать и пару шагов навстречу Макуте, как тот, припав на правое колено, достал из-за пазухи ста­рухин камень и со словами, что велела старуха, кинул его левой рукой в сторону девушки. Гопс почти не глядя, а лишь слегка отведя вбок руку, поймала его, сдавила легонько, и мелкая пыль брызнула меж пальцев, словно это был не базальтовый голыш, а шарик из тонкого теста с мукой в середине.

— Я, Тара — страж Входа, принимаю твою помощь, от тепла и сердца твоего идущую. Говори, тебя слушают.

Не разбитная, разгульная девица стояла перед опешившими разбойниками, а некое им доселе не ведомое воплощение тай­ной, великой и неотвратимой силы.

Макута поднялся с колен и, сделав знак Митричу, принял из его рук два небольших защитного цвета ранца с широкими удоб­ными лямками.

— Вот энти бонбы атомные. Недобрые люди желат через тебя доставить их в пещору и взорвать, чтобы погубить то, что там есть. Им так, видать, будет сподручнее властвовать в ихнем мире, без всяких там подземельцев. — Тара слушала, не переби­вая, Макуте даже показалось, что она его не слышит и не пони­мает. — Так вот, тебе надобно нам помочь, мы без тебя ну никак их не перехитрим. Чуть погодя тебе дадут рацию, и ты скажешь, мол, всё, что должна была сотворить, уже сделала и скоро отсюда уйдёшь. Ты понимаешь хоть, о чём я гутарю?

Тара молчала.

— Ох уж и тяжко с вами, ненашинскими. Да ладно, главное, чтобы подсобила. Скажешь в рацию всё и топай, куда тебе надо, а мы тут с робятами пустяшную ядерную войну учудим. Таку фальшу из солярки, палма и толу рванём — чистая Хера-Сима будет. Шуму полно, а так — пустяшка. Да не молчи ты, а? Ты чуешь ли, что я тебе...

— Тебя услышали, делай своё дело, а я своё.

Гопс подошла к атаману, молча взяла ранцы и не торопясь по­шла по сереющему восходом откосу к ручью. Её высокая ладная фигура чётко вырисовывалась на фоне густеющего у воды тумана, а по росной траве тянулись тёмные бороздки её следов. И вдруг на глазах у всех стоящих и глядящих ей вслед. она исчезла из поля зрения. Просто, не дойдя до тумана, растворилась. и всё.

Митрич истово перекрестился. Макута покачал головой и, глянув на окаменевшего Сар-мэна, сочувственно похлопал его по плечу.

— Да-а, брат, ну что ж тут поделаешь, коль не подвезло тебе с бабой-то... Ладно, пошли мазутом заниматься. Где там твои чудо- орлики, что из говна атомную бонбу сварганить могут?

Машенька с трудом приходила в себя. Она лежала молча, не шевелясь, ей страшно было разжать тяжёлые и непослушные веки. Голова гудела, она старалась вспомнить, что с ней произо­шло ночью, но, кроме ярких картинок природы, которые неосо­знанно фиксировали её глаза в последние дни, в отяжелевшую голову ничего не приходило. «Не насытится глаз зрением», — почему-то вспомнилась фраза из запрещённой недавно Библии.

Там, где-то за плотно зашторенными веками, шмыгала носом добрая и наивная Дашка, а ещё дальше жил большой и сложный мир, и она его больше не боялась. Добрый и прекрасный мир, в который она возвращается из далёких странствий, возвраща­ется, чтобы жить, надеяться, смеяться, мечтать и любить. Хотя, как и все люди, она не знала, что с ней будет дальше, но добрая и вечная сила уже наполняла её юное тело, ибо молодым известна только жизнь и пока ещё не ведомо дыхание смерти.