Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

Ибрагим Иванович в приподнятом настроении пил обычный чай с заморским посланником, источая всем своим естеством такую подобострастность, что не только человек, а и предметы неодушевлённые лучились признательностью ему в ответ. По­слание Высочайших, нарочно тайным образом извлечённое Ека­териной из шефова сейфа, было передано Пафнутию Смитовичу, коему, судя по его жестам и горящим желанием глазам, было явно не до исполнения своей миссии, однако же долг требовал, и он решил временно наступить на горло своей любовной песне. Прорезиненный и профольгированный конверт с подачи добрей­шего канцеляриста был вложен в прекрасную кожаную папку с тиснутыми на ней картинами крепостного быта, напылением чистейшего золота и осыпанную драгоценными камнями.

— А папочку после аудиенции оставьте себе как приятный пустячок в память о посещении Августейшего Демократа и на­шей гостеприимной страны, — вкладывая в неё конверт, пояснил столоначальник.

Пафнутий хоть и продолжал видеть мир исключительно сквозь прорезь Катькиных грудей, но подарочек оценил, и посе­му воссиял искренней симпатией к стражу августейшего входа.

Вдруг в сей момент произошло некое едва заметное движе­ние воздуха, и Сучианин напрягся, словно пружина. Появление в тронном кабинете первого лица государства он чуял всем сво­им естеством, приводя тем самым в смятение не только охрану, но и самого Преемника.

— Ну, вы уж тут с Катенькой допивайте чаёк, а я на доклад, на доклад. — по всему было видно, что мысли хозяина приём­ной уже далеки от места чаепития.

И только зазвонили куранты на единственной, сохранённой по требованию ЮНЕСКО главной башне Кремля, а на них ото­звались все колокола церквей, соборов, храмов, гонги и трещотки дацанов, сквозь треск динамиков воззвали к небесам минареты, о вечном забубнили синагоги, в горны затрубили «Идущие Наши», в Охотном ряду на все лады зарычали медведи, из миллионов громкоговорителей над землёй разнеслось: «Слушай, страна!

Благодать над тобой воссияла! Сеятель вечный, Преемник на­родный, взор на тебя обратил.» — как Ибрагим Иванович уже отворял высоченную двустворчатую дверь в тронный зал демо­кратии, миновав который, знающий человек попадал в повсе­дневные покои Вседемократа. Именно их интерьер и демонстри­ровали преданному народу наши гденадосущие служители мас­совых коммуникаций.

Рабочий кабинет Преемника был обставлен с подобающим вку­сом, достоинством и скромностью. Немного малахита, немного зо­лота, приличные шпалеры, добротная старая мебель, удобный, но уже потёртый от времени и непосильной работы письменный стол, неизменный чернильный прибор, на правой стене обязательный по этикету портрет предыдущего Преемника — вот, вроде, и всё, хотя нет — в дальнем углу раздвижная ширма, на шёлковых створках которой изображены двуглавые державные медведи с широко рас­пахнутыми лапами, готовые удушить любого в своих дружеских объятиях. Нижние лапы у них были слегка поджаты, правая — ког­тисто вцепилась в древнюю державу, символ самовитой власти, ле­вая — крепко держала масленичную, изящно изогнутую лавровую ветвь, обозначаюшую свободу, мирные устремления и всеобщее благоденствие. Верхние лапы держали соответственно щит и меч, на двух отвёрнутых друг от друга головах расположились три скор­пиона, держащие на своих хвостах контуры Сибруссии.

Так вот из-за этой ширмы неизменно выглядывал угол про­стой железной кровати с никелированной дужкой, застеленной обычным синим солдатским одеялом с тремя тёмными поло­сами. Иногда камера могла скользнуть и глубже, за ширмочку, и тогда народ, к своему удовольствию и восхищению, мог наблю­дать на скромном сервировочном столике со старинным медным чайником и простой эмалированной кружкой остатки чёрного хлеба и оболочки докторской колбаски, недоеденный бутерброд с сайрой, а иной раз половинки луковицы, а то аккуратно обгло­данный селёдочный скелетик или надкушенное яблоко. И все эти остатки завтрака неизменно покоились на грубой фаянсовой та­релке с затёртой синей надписью «Общепит». Да, именно так, по спартански, на износ, не щадя сил и здоровья трудится денно и нощно любимец народный, стопроцентно избранный Само­державный Демократ. Может, для кого-то такие подробности и пустяк, а вот народонаселению державы в подавляющем боль­шинстве приятно, что у них сегодня семейный завтрак был куда круче и калорийнее, чем у самого Гаранта.

Сучианин бочком и по косой вошёл в кабинет, ещё полный девственной тишины и спокойствия. Преемник сидел к нему спиной на своём вертящемся кресле и переобувался в кабинет­ные туфли. Канцелярист негромко чихнул.

— Вечно ты, Ибрагим, как привидение, появляешься и меня всегда пугаешь. Скоро во второй срок этой неблагодарной пахо­ты войду, а вот к твоей кошастости никак не привыкну. Покажи, что у тебя за подошвы на ботинках?

— Извольте-с, самые, что ни на есть обычные и, прошу отметить — отечественного производства, как вы того требуе­те, — согнув ногу в коленке и прихватив её рукой, он поскакал к столу Повелителя.

—Действительно обычные, да ещё и с набоечками! А чего же они у тебя, братец, не цокают? Вот у меня, слышишь, — он про­шёлся по кабинету, стуча каблуками о паркет — слышишь, как стучат?!

— А моим башмакам в вашем кабинете цокать не положено, рылом не вышли, так что субординацию они знают.

— Умеешь ответить, умеешь, за что и ценю, — царственным жестом выразил свою благосклонность Преемник. — Ну, давай докладывай, я ведь уже с четырёх часов утра как на ногах.

«Мне-то не надо загибать, скажи ещё — спал вон там, за ширмочкой», — мысленно съязвил чиновник и, напустив на себя важный и серьёзный вид, театральным голосом возвестил:

— Позвольте начать свой скромный доклад с приятной ве­сти: весь ваш народ коленопреклонённо благодарит вас за то, что солнце встало над вашей благословенной страной!

— Чушь, братец, полная, но приятно, приятно! И как это ты умудряешься всякий раз отыскать новые поводы для благодар­ности, то за обильную росу, то за прилёт грачей! Затейник, за­тейник. И что там у нас далее? Только, чур, об экономике и труд­ностях ни слова, пусть об этом у правительства голова болит.

— Об экономике только два слова...

— Не-не, я же тебя просил!

— Полтора, для международного отчёта!

— Полтора — валяй!

— У нас самая лучшая экономика в мире! Всё! — на едином дыхании выпалил Ибрагим.

— Ай, молодец, ай, молодец! Дай я тебя расцелую! — засме­ялся Великий.

— Ваша Всемилостивость, позвольте считать ваш поцелуй го­сударственной наградой и занести его в свой послужной список!

— Очень дельная мысль, очень дельная, а главное, награда сия для казны стоить ничего не будет, надо бы всё хорошенько обду­мать, ты подготовь-ка проект указца, хорошо? Что там далее?