Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— Видишь, ты опять прав оказываешься, — кивнул Преем­ник, снова усаживаясь в кресло. — Не следует нам отставлять верного вояку. Этого отставишь, неизвестно ещё кого подсунут. А что же тогда нам с этой Шамбалой делать, что делать-то, а? Открыть-то мы её откроем, тут, черномазый сказывал, — Высо­чайший ткнул пальцем в депешу, — и примерное место входа поименовано, так что на сие великой мудрости не надобно, а вот как уберечь от растаскивания и ограбления, вот в чём заковыка! Народ, сам знаешь, дикий, кого охранять ни поставь, они пер­выми же переть и начнут. И ведь главное, что там в этой пещере скрыто, одному вселенскому Архитектору и ведомо! Ты-то сам, часом, не знаешь?

— Да откуда мне, Ваше Мудрейшество! Правда, люди раз­ное говорят и пишут на эту тему: кто о гробницах последних людей донашенской расы, которые какими-то тайными знания­ми обладают...

— Масонов что ли? — с явным разочарованием произнёс Вождь, опять вставая с державного кресла и прохаживаясь по кабинету.

— Да нет, братья каменщики только ищут крупицы того, что некогда было всеобщим, — пристроившись у окна и без надоб­ности теребя бархатную портьеру, продолжил Ибрагим, — иные утверждают, что там сокрыто хранилище древних книг, изучив которые человек может стать бессмертным, кто-то уверен, что это один из лазов в иной подземный мир, куда и сгинула чудь белоглазая...

— Вот-вот, а налоги она, эта чудь, платит за пользование на­шими земными недрами? Это уже серьёзное дело, ты фискалам задание дай, пусть все недоимки взыщут и чтобы с процентами, с процентами! А откажутся платить — газом их, газом, благо, бежать из пещер некуда! Но ты меня успокоил, успокоил, — возвращаясь в кресло, уже равнодушно сказал хозяин кабинета, — хотя объясни, а то я никак в толк не возьму: из-за чего, собственно, такой перепо­лох? Ну, откроется какое-то древнее кладбище, или полки с поеден­ными мышами книгами, или схрон этих, как ты их там назвал, чуди­ков подземных, польза нам и Всемирным от этого какая?

— Об пользе мне не ведомо, а вот поручение Высших сил выполнять надо. Я вот вас внимательно послушал, хоть старик- то здесь я, а вот мудростью блещете вы! Воистину правы гово­рящие: «Молчи при солнце, за луну сойдёшь!» А не изволите ли вы поручить это щекотливое дельце провести по линии братских лож? Пусть-ка братья вольные каменщики хоть однажды послу­жат родному отечеству на деле, а не братской интригой. Да и на­местник у вас там боевой, сам генерал Воробейчиков, стреляный, так сказать, воробей, простите за каламбур.

— Опять ты прав! А знаешь, братец, назначу-ка я тебя с сего дня ещё и главным своим Советчиком, — и с этими словами он взял неумелыми пальцами вечное перо и вывел на пустом бланке Все­народных Указов свою замысловатую подпись. — Ну вот, теперь порядок, — любуясь своими вензелями и завитками, произнёс Вла­ститель и протянул покрасневшему от удовольствия подчинённому гербовую бумагу, — держи, текстец сам присобачишь.

Совершив сие государственной важности деяние, Всеобщее Величество встал и неторопливо подошёл к окну.

— Так, говоришь, масонов припахать? Хорошая идея, хоро­шая, а то они всё нас пытаются учить щи варить, да у посольств шакалят, вот пусть попотеют. Срочно рескрипт Наместнику. и, знаешь, ступай-ка ты, братец, устал я больно, устал. Да, не­пременно ещё кого-то пошли туда для пущего соглядатайства, да и не одного! Только чтобы не из опричников, совсем псы опар­шивели, совсем. Будем чистить, будем чистить. Хотя всё же бом­бой, мне кажется, было бы сподручнее. Нет пещеры и спросу нет. Можно подумать, семёрочники уж больно охочи книжки читать да чужих советов слушаться. Ну, ступай, ступай.

Не успела затвориться за осчастливленным столоначаль­ником дверь, как Правитель схватился за трубку прямой связи с грозным начальником пёсьих голов.

19

Макута был поражён услышанным. Вход в Шамбалу почти прямо под ним! Как уж здесь не опешить, получается, что ходов этих может быть сколь угодно!

— И кому эта светлая идея пришла в голову, покойницу в катакомбы запихнуть? — строго спрашивал Сар-мэна атаман, усевшись по-восточному на белой кошме, покрывавшей низень­кий широкий диван в личных покоях хозяина дома. Все осталь­ные участники этого скорее допроса, чем дружеского разговора, понуро стояли перед вожаком. За их спинами, прислонившись к дверному косяку, с безразличным видом скучал Митрич.

— Вон его невесте, — кивнул головой на Еноха Сар-мэн. — Она про эту Шамбалу столько всякой-всячины, оказывается, знает, у неё подружка в каком-то тайном обществе «Праведного Беловодья» состоит...

— И где эта невеста сейчас? Пусть всё мне сама и поведает, а то от вас никакого толку, битый час какую-то ахинею невпопад несёте, уже голова кругом идёт. Зови сюда даму. А вообще, атаман, ничего я в твоём борделе не разумею, кто с кем, что почём? Этого, — Бей показал рукой на Понт-Колотийского, — в плен забрали с ныне по­койной, как оказалось, твоей сорбонской зазнобой, никакой другой невесты при господине чиновнике не имелось. Так?

В ответ раздавалось лишь сопящее молчание.

— Молчите? Хорошо. В ту же ночь захватили ещё двух де­вок — дочку барыни Званской и ейную служанку, Дашку, кажется. Дашка эта женихается с Юнькой, который, бродяга, всю эту кашу с подземельями и заварил, — вожак проворно вскочил и хватанул Юня за правое ухо. — Верно я говорю, олух царя небесного?

— Верно, гражданин атаман-баши! Ой, больно, дядечка! Больно! Пусти, пусти! — парнишка, вывернув шею, почти висел на своём ухе.

— Пусти, говоришь? Я те счас пущу! Митрич! Камчу мне! — и выпустив ухо молодого разбойника, принялся охаживать его по­данной телохранителем нагайкой. — Вот я тебе пущу! Это тебе за девок! Будешь знать, как их по ночам из дома сводить! Это — за воровство чужих накидок! А это за тягу к разбойничьей жизни!

— Так где же ваша невеста? — бросив на пол камчу и по- отечески приобняв всхлипывающего Юньку, спросил атаман Еноха Миновича. — Боюсь, что о вашем сватовстве к девице Званской, матушка её не осведомлена, и родительского своего благословления на сие не давала.Енох стушевался и не нашёлся, что ответить буравящему его взглядом атаману. Признаться, с ним никогда в жизни подобным образом не разговаривали, разве что покойник-дед, да и то в глу­боком мальчишестве.

— Что молчишь, барчук? Может, и тебя камчаком угостить или для вящей острастки велеть повесить на ближайшем кедра­че? Ты не зыркай на меня так, не зыркай, не я у тебя в застенке на дыбе вишу, а ты у меня гостюешь пока. Хотя, думаю, ты бы ко мне в застенок, пожалуй, побрезговал бы спуститься, небось, счёл бы, что не по чину. Так где барынька Званская? Ты что, со страху оглох что ли? Сар-мэн, — развёл руками Макута, выпу­ская притихшего Юньку и поднимая плётку, — давай тогда ты отвечай, а этого отправь в чулан, пусть повспоминает вместе с крысами правила хорошего тона.