Роушин Мини - Два дня в апреле

Мо поворачивается и медленно бредёт к выходу. Ей хочется запрокинуть голову к небу и завыть во весь голос, словно дикому животному. Но больше никаких эмоций! Она умеет держать себя в руках. К тому же она знает, куда сейчас направит свой путь.

Самое хорошее в этом человеке, думает она, это то, что он никогда не утешает её. Не говорит в ответ на её жалобные излияния всякие банальности вроде того, что время всё лечит, и прочую чепуху в том же роде. В сущности, он вообще почти не разговаривает с Мо, и это её устраивает по всем статьям. Ведь у неё самой так много есть того, о чём хочется выговориться. Всё, что накапливается у неё на душе неделями, о чём она не может и не хочет говорить ни с Дафнией, ни с Уной, всё это она изливает ему, как только усаживается в коричневое кожаное кресло в крохотной каморке, в которой стены выкрашены в желтовато-коричневый цвет, напоминающий конфеты ириски. В комнате почему-то всегда пахнет отварным мясом и мятой.

Он — хороший слушатель! Просто превосходный! Но иначе ведь и быть не может, при его-то работе! Привык за долгие годы выслушивать нескончаемые жалобы своих клиентов, недовольство, вечные претензии к судьбе, мелкие обиды, чужие проблемы и горести. Много лет он слушает эти бесконечные исповеди посторонних людей, и так изо дня в день. А теперь вот внимательно слушает и её. Изредка кивает головой в знак согласия. Иногда склоняет голову чуть-чуть набок, словно пытается получше разглядеть её. И молчит! Всё время молчит!

И это её вполне устраивает.

Судя по всему, его совершенно не трогают все те ужасные вещи, о которых она порой сообщает, когда уже не в силах больше сдерживать собственную ярость. И тогда уж у неё выскакивают такие словечки, не дай бог! Она, которая толком и ругнуться-то не могла всю свою жизнь, начинает изъясняться в такие минуты, как заправская портовая девка. Так что стены этой комнатки слышали достаточно её ругани. И ничего страшного! Иногда, для того чтобы излить душу по полной, нужны особые слова, далёкие от литературных выражений.

Но этот человек не имеет ничего против! Кажется, он и не замечает ничего такого. Пропускает всю её нецензурщину мимо ушей. Он также не пугается и не бросается ей на выручку, когда силы оставляют её и она умолкает, не находя более нужных слов. Просто сидит рядом и молчит, тупо уставившись на него своим колючим, озлобленным взглядом. Вот и сегодня он — сама невозмутимость. Молча смотрит, как она утирает слёзы очередной салфеткой. Берёт её из пачки, что лежит на столике, отделяющем их друг от друга, и смачивает своим горем, пропитывая насквозь шероховатую на ощупь ткань.

По пятницам она здесь не бывает. Её день для посещений — вторник. Вот уже восемь месяцев, каждый вторник, в два часа дня, она приходит сюда. Они встретились случайно на улице, можно сказать, столкнулись нос к носу. Он стоял на тротуаре, пытаясь вставить ключ в дверной замок. А она налетела на него со всего маха. Она тогда упала бы лицом на асфальт, если бы он вовремя не потянул её.

« Прошу прощения!» — пролепетал он растерянным голосом, хотя то была всецело её вина, что чуть не сбила его с ног. Идёт, не смотрит по сторонам. И мысли её витают бог знает где! «С вами всё в порядке?» Крепкая рука уверенно подхватила её под локоть. Мужчина бросил на неё внимательный взгляд. «Вы не ушиблись?» — голос глубокий, волнующий. И слова… слова действуют на душу как бальзам. «С вами правда всё в порядке?»

Мо ощущает, как ей приятно опираться на чью-то сильную руку. Ей так хочется тепла и ласки, обыкновенного человеческого участия. Ах, как хорошо, когда есть на свете хоть кто-то, кто может позаботиться о тебе! Она так устала одна тащить весь груз этих проблем. Вот уже целых четыре месяца она пытается сама, в одиночку, противостоять тому горю, которое так неожиданно обрушилось на их семью. И ни слова жалобы! Четыре месяца держится одна и держит круговую оборону, ни в чём не давая себе поблажки. А как же иначе? Она должна быть сильной! Ради Дафнии! Ради Уны…

На следующий день после того уличного инцидента она снова оказалась на этой же самой улице и даже подошла к той двери, которую незнакомец пытался открыть накануне. Почти рядом с греческим ресторанчиком. Она прочитала имя мужчины, выгравированное на блестящей медной табличке, а чуть ниже надпись: «Консультации психолога».

Консультация! Да зачем ей эти консультации? «Конечно, проще простого излить душу незнакомому человеку. А он возьмёт и начнёт ковыряться в твоём прошлом. Докопается до детских лет, выискивая в той далёкой поре какие-то только ему известные мотивы и причины. Поднимет со дна души всякую грязь и муть, и уйдёшь от такого консультанта в еще более депрессивном настроении, чем пришла. Нет уж! Спасибо!» Ни в каких советах психолога она не нуждается. Ей нужна помощь, конкретная помощь, и больше ничего. Словом, в тот раз она прошла мимо.

Но спустя три дня снова очутилась перед этой дверью. В конце концов, чего она испугалась? Никто же не принудит её силой ни к чему. Сейчас она просто зайдёт и спросит. Наведёт, так сказать, справки, только и всего. Ей хватит и минуты, чтобы понять, сумеет этот человек помочь ей или нет.

Она нажала на медную кнопку звонка, расположенного прямо над вывеской, и стала ждать. Спустя полминуты позвонила вторично, и снова безответно. Она ушла ни с чем.

Еще через два дня Мо снова пришла к заветной двери. На сей раз мужчина оказался на месте.

— Хотела бы поговорить с вами, если у вас есть пара свободных минут, — сказала она, и он повёл её вверх по лестнице в ту крохотную каморку, которую она уже успела изучить так хорошо за последние восемь месяцев.

Они встретились взглядами.

— Мне не нужны никакие психологические консультации, — сказала Мо, продолжая глядеть ему прямо в глаза. — Я прочитала вывеску. Мне не нужно, чтобы вы корректировали линию моего поведения и всё прочее. Всё, что мне надо, чтобы нашёлся человек, который бы меня просто выслушал. Выслушал, и всё! Мне нужно место, где я могу выговориться. Говорить и говорить, и при этом вовсе не обязательно мне отвечать. Лучше не отвечать совсем!

— Понятно, — он вежливо осмотрел её с головы до ног, но лицо его при этом осталось абсолютно непроницаемым. Даже если он и узнал в ней ту старуху, которая чуть не сбила его с ног пять дней тому назад, то ничем не выдал этого. А если и подумал, что у неё шарики зашли за ролики, то тоже не стал никак комментировать или тем более высказываться вслух по этому поводу.

— Итак, что вы скажете мне? — спросила она.

— Я умею слушать, — ответил он.

— Надеюсь никакого гипноза и прочей чепухи? И копаться в моём детстве тоже не станете?

— Ни за что!

— Будете слушать, и всё?