Януш Вишневский - Все мои женщины. Пробуждение

Нирав был прав относительно любви жен банкиров к Таормине. Там можно целые дни напролет проводить в бутиках, которых видимо-невидимо. Освещенные хрустальными люстрами, сверху донизу в зеркалах, с мраморными полами и декадентски дорогие. Кроме бутиков, в Таормине на каждом шагу притягивают взор сказочно красивые цветные магазинчики местных мастеров, продающих фарфоровые венецианские карнавальные маски, а также расписанные вручную тарелки, миски и вазы. Самых разных размеров. От миниатюрных до гигантских. На второй день своего пребывания вечером, уставший до изнеможения, Он шел мимо одного из таких магазинчиков. И сразу наткнулся взглядом на очень красивую тарелку, стоящую на мраморной подставке перед магазином. Лазурные бутоны, стебли и листья цветов, нарисованные на оливковом фоне. У Него не было никакого подарка для Сесильки на Рождество, и Он подумал, что эта тарелка ей очень понравится. В первую очередь — вот это сочетание лазурного с зеленым — два ее любимых цвета. Он стал рассматривать тарелку внимательно, прикидывая, поместится ли она в его чемодан. Тарелка была минимум полметра в диаметре. Взяв ее в руки, Он понес ее внутрь магазина. Это было глупо, потому что можно ведь было позвать продавца. Входя в магазин, Он споткнулся о выступающий край порога. Спасая тарелку, Он вынужден был упасть на колени, держа ее перед собой. Головой Он ударился о дверь, тарелка все-таки выпала у Него из рук и упала на каменный тротуар перед магазином. Стоя на четвереньках на тротуаре, Он с ужасом смотрел на расколовшуюся на две части тарелку. Через мгновение Он услышал, как кто-то выбежал из магазина, и краем глаза заметил женские ноги в кожаных сандалиях. Услышал, как она говорит:

— Ты ехал так далеко, чтобы снова что-нибудь разбить в моей жизни?

Голос Он узнал сразу же. Резко поднял голову. Перед ним стояла Наталья.

Он смотрел на нее некоторое время, совершенно ошарашенный, не в силах найти никакого подходящего ответа. Ослепнув, оглохнув и онемев разом. Она опустилась перед Ним на колени и взяла Его голову в ладони.

— Ничего страшного. Царапина небольшая, но шишка у тебя точно будет, — произнесла она, пристально разглядывая место удара, как будто это было сейчас самым важным.

Потом из кармана штанов вытащила бумажную салфетку и крепко прижала к Его виску.

— Прижми вот так и не отпускай какое-то время. Мне сейчас надо вернуться в магазин, у меня там клиенты остались. А потом я сразу выйду к тебе. Только найду в аптечке йод или что-нибудь вроде, — сказала она спокойным голосом.

Это было так неожиданно, так удивительно, так внезапно. Здесь, в другом конце Европы, Он разбил тарелку у магазина, где работает женщина, с которой Его столько связывало и которую Он похоронил в своей памяти. И Он именно здесь взял эту тарелку в руки, не у другого магазинчика, а именно здесь, хотя вокруг были десятки ровно таких же магазинчиков. Что это было? Ирония судьбы? Написанный кем-то сценарий? Карма? Или просто необыкновенное совпадение? Вот в последнее Ему было труднее всего поверить.

А она, казалось, даже не удивлена. Хотя, возможно, это так только казалось. Наталья, когда хотела, могла великолепно маскировать свои истинные эмоции. Но, и Он это прекрасно помнил, умела их и весьма недвусмысленным способом выражать.

Слюной Он приклеил кусочек бумажной салфетки к ране на виске и осторожно поднял обе половинки разбитой тарелки. Когда Он входил в магазин, раздался легкий звон, похожий на звук колокольчика на санях. За прилавком стояла женщина с седыми волосами, а рядом с ней — высокий мужчина еще старше. Оба обернулись на звон колокольчика и посмотрели в Его сторону. Наталья бросила на Него мимолетный взгляд и продолжила что-то записывать в толстую бухгалтерскую книгу. Он аккуратно положил обе части тарелки на стеклянный столик в углу магазина и, стоя в отдалении, рассматривал Наталью, беседующую из-за прилавка с покупателями. Женщина говорила по-английски, а мужчина — только по-итальянски. На длинном прилавке из толстых отшлифованных досок лежали три фарфоровые маски и несколько тарелок и тарелочек. Он прислушался к разговору и узнал, что эти американские супруги из Техаса приехали в ностальгическое путешествие на бывшую родину. Они договаривались с Натальей о доставке покупок в отель. Он с гордостью и волнением заметил, что Наталья бегло говорит по-итальянски. Ему даже показалось, что ее итальянский гораздо лучше, чем у старика.

Он внимательно разглядывал ее, все еще немного обескураженный и пораженный тем, что видит ее тут. Почему она здесь? Что случилось? Как она сюда попала? Последний раз Он видел ее в Познани. Она тогда работала консультантом в какой-то немецкой страховой фирме. Он помнил, что она создавала для них статистическую модель риска. А теперь? Теперь вот продает итальянский фарфор в маленьком магазинчике на Сицилии.

Такая же худенькая. Гладко зачесанные назад и заплетенные в косу волосы открывали высокий лоб. В тонкой, облегающей, эластичной серо-голубой водолазке, натянутой на ее большой груди. Вытертые, потрепанные, в некоторых местах рваные на бедрах джинсы. Кожаные сандалии с ремешками крест-накрест над лодыжкой. Он пристально разглядывал ее лицо. Заметил несколько новых морщинок около глаз. Они всегда у нее были, особенно мимические в уголках глаз, так называемые гусиные лапки, но теперь стали глубже и заметнее. Он начал подсчитывать, сколько же ей сейчас может быть лет. Сорок? Или сорок один? Точно Он не помнил. Но если так, то она точно не выглядела на свои годы. Особенно в этом девчоночьем наряде. На лице у нее не было косметики, кроме чуть тронутых тушью ресниц и еле заметных теней на веках. Вокруг запястья левой руки Он заметил сплетенный из ремешков браслет, на пальцах никаких украшений не было. В том числе — обручального кольца…

Когда пара американских стариков наконец, громко прощаясь, исчезла в дверях магазина, Наталья опустила жалюзи на витрине, подбежала к двери и повернула ключ. Потом медленно подошла к Нему и взяла Его лицо в свои руки, молча и долго вглядываясь в Его глаза.

— Ты почти не постарел. А твои необыкновенные глаза вообще совсем не изменились, — сказала она тихо.

— Меня всегда с ума сводили эти глаза. Впрочем, не только глаза, — добавила она, легко целуя Его в щеку.

И снова Он не знал, что сказать. Он стоял неподвижно, растерянный и молчащий, опустив руки. Показав рукой на стеклянный столик, Он наконец произнес:

— Слушай, я хотел купить эту тарелку для…

Она перебила Его, приложив палец к Его губам.

— Для Сесилии. Ты хотел купить ее для Сесилии, правда? Конечно, для нее. Ты все для Сесилии покупаешь в лазурно-зеленых тонах. Я это очень хорошо помню. А для меня ты все покупал в серых тонах. От шали и перчаток до нижнего белья. Потому что хочешь знать, и узнаешь, и потом помнишь, что любят твои женщины. Ты помнишь, какие цвета им нравятся, какие цветы, какие духи, сколько сахара класть в чай, когда они пьют его с лимоном, и сколько — когда без лимона, какую любят музыку, а какую терпеть не могут, ты помнишь все их даты, их любимые фильмы и книжки. Ты помнишь даже, какую пасту они предпочитают — спагетти или лингвини. Ты помнишь даже о том, что из пиццы надо убрать лук и добавить каперсы, а если нет каперсов, то оливки, только порезать помельче — это ты мне так пиццу заказывал. Женщина, когда замечает эту твою удивительную памятливость, этим совершенно ошеломлена и вскоре начинает видеть в тебе не только любимого человека, но и защитника. И понемногу начинает чувствовать себя защищенной. Эмоционально защищенной. Это чувство для большинства женщин является самым важным. И вот эта защищенная и беспечная начинает сначала в глубине души подумывать, а потом и всерьез думать о будущем с тобой. И этот момент — это начало конца. Потому что как только она сообщит тебе, пусть даже очень деликатно и осторожно, не в лоб, так, между строк, о том, что у себя в голове строит какие-то планы общего с тобой будущего — ты пугаешься, как кот-удавленник при виде петли на шее.