Ган Хан - Вегетарианка

– Именно такое впечатление она производит внешне, однако все ее мышцы сильно напряжены. Она не потеряла сознание, наоборот, на чем-то сосредоточена. Если вы заметите, как она реагирует в момент насильственного вывода ее из этого состояния, то поймете, что она абсолютно все понимает.

Врач выглядит искренним и немного напряженным.

– Поскольку для вас она родной человек, возможно, наблюдать за процессом будет трудно. Решайте сами, как поступить, однако, на мой взгляд, вам лучше при этом не присутствовать.

Она отвечает:

– Я поняла. Но… Думаю, все будет нормально.

В коридоре появляется санитар, у него на плечах всем телом извивается Ёнхе. Он направляется в пустую двухместную палату, и она входит туда следом за персоналом, собравшимся для проведения операции. Лечащий врач был прав. Ёнхе ясно все осознает. Ее телодвижения резкие и ожесточенные. С трудом верится, что совсем недавно она тихо лежала, не подавая никаких признаков жизни. Из ее горла вырывается крик. Она с трудом разбирает слова:

– Пусти!.. Пусти-и-и!

Два санитара и медсестра берут Ёнхе, дрыгающую ногами, и укладывают на кровать. Связывают ей руки и ноги.

– Вам лучше выйти.

Это главная медсестра говорит ей, стоящей в смятении, не знающей, что и думать.

– Родственникам тяжело на это смотреть. Выйдите, пожалуйста.

В этот миг Ёнхе переводит взгляд на нее. Крик становится яростнее. Нечленораздельные звуки рвутся из ее горла. Дергаясь связанными руками и ногами, Ёнхе, кажется, хочет вырваться из тисков и броситься к ней.

Она невольно подходит к сестре. Тонкие руки Ёнхе, от которых остались кожа да кости, вздрагивают. На губах выступила белая пена.

– Не… хо… чу!..

Это первые слова, которые вырвались с криком четко и ясно. Крик похож на рев животного.

– Не… хо… чу!.. Не… хо… чу… есть!..

Она двумя руками обхватывает судорожно дергающиеся щеки Ёнхе.

– Ёнхе, Ёнхе!

Придавленный страхом взгляд несчастной царапает ее глаза.

– Выйдите. Вы же только мешаете нам.

Санитары подхватывают ее. Она не успевает даже подумать о сопротивлении, как ее выставляют за открытую дверь. Стоящая у входа в палату медсестра пытается отвести ее в сторону:

– Стойте здесь. Из-за вас она еще больше возбуждается.

Лечащий врач Ёнхе надевает резиновые перчатки. Берет поданную главной медсестрой тонкую длинную трубку, смазывает мазью. В это время санитар двумя руками изо всех сил сжимает лицо Ёнхе, не позволяя ей шевелиться. Трубка приближается к ней, и Ёнхе вырывает разгоряченное докрасна лицо из держащих ее рук. Прав был тот санитар, когда говорил: «Не знаю, откуда только в этом тельце берется сила, чтобы вырываться так». Она не замечает, как ноги сами ведут ее в палату. Медсестра хватает ее за руку и не пускает. Наконец щеки Ёнхе оказываются полностью во власти сильного санитара. Улучшив момент, врач вставляет трубку в нос.

– Черт, опять застряла!

Слова у него вырываются, как вздох сожаления. Ёнхе язычком в горле закрывает вход в пищевод, раздвигает губы, и трубка застревает. Терапевт, ожидавший, когда можно будет влить в трубку через инъектор прозрачный питательный раствор, морщит лоб. Лечащий врач вынимает трубку из носа Ёнхе.

– Давайте повторим. Теперь еще быстрее.

Снова на трубку наносят мазь. Снова мощный санитар сжимает лицо Ёнхе, дрыгающей ногами. Трубка входит в нос.

– Получилось. На этот раз получилось!

Лечащий врач коротко выдыхает. Руки терапевта начинают проворно двигаться. Он вводит в трубку раствор из злаков. Медсестра, удерживающая ее за дверью, еще сильнее сжимает ей плечо и шепчет:

– Получилось. Все закончилось успешно. Сейчас мы ее усыпим. А то ее может вырвать.

В тот миг, когда главная медсестра достает шприц со снотворным, вдруг раздается пронзительный крик санитарки. Она вырывается из удерживающих ее рук и с криком бросается к Ёнхе.

– Отойдите. Отойдите все!

Она отпихивает плечо лечащего врача и встает перед Ёнхе. Лицо санитарки, держащей трубку, все в крови. Из трубки, изо рта Ёнхе непрерывно брызжет кровь. Терапевт с инъектором в руке пятится назад.

– Вынимайте это. Быстро вынимайте эту трубку!

Она громко кричит, потеряв контроль над собой, и санитар берет ее за плечи и оттаскивает от кровати. И тут врач вынимает трубку из носа Ёнхе, трясущейся всем телом.

– Спокойно, не двигайтесь! Спокойно!

Врач кричит Ёнхе. Затем главной медсестре:

– Снотворное!

Та протягивает ему шприц.

– Не надо!..

Она снова кричит, увидев это. Голос прерывается рыданиями.

– Хватит! Не надо! Не делайте этого!

Она кусает за руку санитара и снова устремляется вперед.

– Что это? Твою мать!

Изо рта санитара вместе со стоном вырывается ругательство. Она бросается к сестре и обнимает ее. Теплая кровь, которой рвет Ёнхе, впитывается в ее блузку.

– Пожалуйста, прекратите. Прекратите, прошу вас…

Она хватает за запястье главную медсестру, которая держит шприц. Мелкая дрожь. Она чувствует, как Ёнхе мелко дрожит в ее объятиях.

У врача белый халат с закатанными рукавами весь в пятнах крови Ёнхе. Она растерянно смотрит на кровавый узор, на первый взгляд напоминающий огромную воронку.

– Надо немедленно перевезти ее в центральную больницу. Поезжайте в Сеул. Если в той больнице остановят кровотечение в желудке, надо поставить капельницу с протеином. На это осталось мало времени, но если вы хотите продлить ей жизнь, другого выхода нет.

Получив только что заполненный документ о выписке из больницы, она кладет его в сумку и покидает комнату медсестер. Войдя в туалет, чувствует, как ноги, до этого надежно поддерживавшие тело, подкашиваются перед унитазом. Ее начинает рвать. Вместе с мутным чаем выходит желтого цвета желудочный сок.

– Дура.

Она умывается, склонившись над раковиной, и трясущимися губами повторяет:

– Ты дура, Ёнхе. Если кому-то и можно навредить, так только самой себе. Это единственное, что ты можешь сделать по своей воле. Однако и это не получается так, как ты хочешь.

Она поднимает голову и в зеркале видит отражение своего мокрого лица. Глаза женщины, много раз во сне истекавшие кровью. Как ни промывай водой, это глаза, с которых не получалось стереть кровь. Однако сейчас на лице этой женщины нет слез. Как всегда, отражение в зеркале смотрит на нее молча, без всяких эмоций. Крик сквозь рыдания, звеневший в ушах совсем недавно, был настолько непривычным и грубым, что не мог быть ее собственным криком. Такая приходит к ней мысль.

Коридор шатается перед ней, словно она опьянела. Чтобы удержать равновесие, она напрягает все силы и шагает в сторону холла. Вдруг неожиданно в окна врываются лучи солнца, и сырое мрачное заведение наполняется светом. Давно здесь не видели солнца. Чувствительные к теплым лучам пациенты воодушевляются. В то время как они, суетясь, собираются у окон, к ней подходит женщина в обычной одежде. Она прищуривается. Старается разглядеть лицо женщины, стоящей в центре расплывающегося пятна. Это Хичжу. Должно быть, снова плакала, судя по красным глазам. Наверное, у нее очень доброе сердце. Или так проявляются болезненные перепады настроения.