Деа Триер Мёрк - Зимние дети

Мария вызывает дежурную. Мигает синяя лампа. Дежурная звонит вниз акушеркам. Мария выходит в коридор, ждет прихода акушерки, стараясь хоть чем-то себя занять, чтобы не лежать в бездействии.

В конце коридора появляются два белых ангела. Две высокие стройные акушерки, две молодые женщины в белой накрахмаленной одежде, в белых сабо и белых гольфах.

Неслышно входят они в палату и подходят к кровати иностранки. Шепотом переговариваются между собой, откидывают одеяло и прохладными руками ощупывают огромный, набухший живот.

Щупают у пациентки пульс. Слушают стетоскопом живот и шепчут:

— У вас схватки?

— ?

— У вас схватки?

— Она не знает, что такое схватки.

— Ой!

— Смотри-ка, у нее сильные отеки. Вам больно, когда я здесь нажимаю?

— Ой, ой! — шепчет бедняга.

— А здесь? Здесь тоже больно?

— Видишь, у нее экзема. Надо завтра пригласить кожника.

Как ты думаешь, может, дать ей успокоительное?

Они дают женщине снотворное. Осторожно укрывают ее одеялом. Гасят свет и покидают притихшую палату.

Кажется, что уже одной их заботливости и прикосновения прохладных рук было достаточно, чтобы успокоить Хабибу. Она кладет руки под голову и закрывает глаза. Белые ангелы унесли с собой ее страх и одиночество. Теперь можно и поспать. Ее черная косица лежит на подушке, точно хвостик черного котенка.

Минуту спустя уже слышится спокойное дыхание турчанки, размеренное и мощное, точно прибой в Босфоре.

А Мария все думает: почему все-таки эти акушерки так прекрасны?

И не сразу до нее дошла простая мысль: все дело в том, что они очень молоды. Это же помощницы акушерок. Быть может, молодость и в самом деле прекрасна сама по себе. Или дело в их особом ремесле, которое придает им эту чистоту и воздушность?

Профессор со своей свитой проходит из палаты в палату и выписывает пациенток.

— Будьте осторожны за праздничным столом, — напутствует он их. — Помните: никакой тяжелой и острой пищи.

А те пациентки, у которых дома маленькие дети, должны постараться, чтобы их не заездили: пусть лежат на диване и предоставляют другим работать за них. И кстати, пусть явятся снова сюда, в отделение, в первый или второй день Рождества.

Он проходит, высокий и бодрый, мимо маленькой наряженной елочки, заворачивает в нулевую палату и направляется к кровати иностранки.

— Do you speak English?

Хабиба трясет головой.

— Нет. А как насчет франсе? Парле ву франсе? Тоже нет. Так, может быть, эспаньоль? И шпрехен дойч не можете? Так-так.

Хабиба смотрит на него с виноватой улыбкой на дрожащих губах.

— Чуть-чуть датский, — шепчет она еле слышно и показывает на пальцах, какой крошечный кусочек датского ей знаком.

— Пациентка живет в Дании всего два года, — поясняет старшая сестра, — и ее не так легко понять. Но соседи по палате ей очень помогают.

— Что ж, это весьма похвально, — говорит профессор. — У нее есть куда поехать на праздники?

— Она живет в Нестведе.

— Тогда лучше оставим ее здесь.

Профессор улыбается и, заложив руки за спину, подходит к кровати Линды.

— Вы, конечно, хотите побыть дома?

— Еще бы!

— Прекрасно. Только будьте осторожны. — А вы? — Он останавливается возле кровати Оливии. — Как ваши дела, фру Ольсен?

— Скажите, господин профессор, есть ли возможность сделать мне кесарево двадцать девятого? Моему свекру как раз исполнится семьдесят.

На лице у Оливии такое выражение, будто она разговаривает по меньшей мере с принцем Хенриком.

— Хм… Двадцать девятого? Это ведь воскресенье. Довольно сомнительно. Во всяком случае, вам лучше остаться в отделении, раз это уже так близко. Ну а вы, фру Хансен? Что скажете вы?

— Для меня праздники не имеют значения, — поспешила ответить Мария. — Мне все равно, где быть.

— Нет, это все-таки черт знает что!

Две нянечки стоят в коридоре и смотрят вслед Страшиле Ольферту, который приехал, чтобы забрать жену.

Она все-таки уступила его нажиму и выписалась перед праздниками «под собственную ответственность».

Они идут по коридору в сопровождении старшей сестры отделения. У Ивонны в пальто какой-то жалкий, неуклюжий вид. Страшила Ольферт изображает любезность и несет ее сумку. А как он торжествует, свысока поглядывая на пациенток и персонал патологического отделения. Наконец-то Ивонна проявила мужество и доказала, что она преданная жена, — молодец баба! Ему есть чем гордиться.

В дверях он благодушно подтолкнул ее в спину — давай, старуха! И они исчезли.

Теперь Ивонна будет дома ублажать своего прогрессивного мужа и двоих прогрессивных сыночков, обслуживать телефон, канарейку и морскую свинку, вместо того чтобы разлеживаться здесь, точно принцесса, в компании всех этих «красных чулок».

В отделении переполох. В палате № 5 акушерка и нянечка. Дверь распахнута настежь. Возле кровати, что у окна, стоит какой-то аппарат. Шнур его тянется через коридор к розетке рядом с наряженной елочкой.

Карен-Маргрете лежит в постели, вид у нее растерянный.

Ее живот перехвачен поясом с циферблатом.

Схватки нерегулярные. Они обозначаются пляшущими, вибрирующими кривыми на широкой бумажной ленте, которая со слабым тиканьем выползает из аппарата.

Карен-Маргрете протягивает перед собой руку.

— У меня рябит в глазах. Я плохо вижу.

Акушерка измеряет пульс и давление, прослушивает стетоскопом живот и кивает нянечке, которая одной ногой уже в коридоре.

Маленькая Конни подходит к Карен-Маргрете и горячо обнимает ее.

— Береги себя, — говорит ей Карен-Маргрете.

Белая каталка поспешно выезжает из стеклянных дверей в конце коридора. И увозит Карен-Маргрете.

— Слыхали? У Карен-Маргрете мальчик.

Многотерпеливая Карен-Маргрете обрела своего маленького Брайана.

Это замечательное известие принесла Оливия, поскольку она разговаривала с Баськой, а у той знакомая убирает в родильном.

Карен-Маргрете сделали кесарево. Обнаружили, что с плодом неблагополучно, да и эстриол упал. А теперь она в послеродовом отделении. Мальчик весит 2700. Это неплохо. Родился двадцать третьего декабря? Вот так день рождения! Бедный ребенок!

— Ну, с такими родителями все у него будет в порядке…

Пока народ толпится в коридоре, турчанка, которая так и не поняла, что же, собственно, происходит, бродит от кровати к кровати, разглаживает одеяла, взбивает подушки и собирает мятые бумажки в мусорную корзину.

Таким образом она выражает свою благодарность соседкам по палате.

— Мальчика поместили в специальное отделение для новорожденных.

— У него плохие сердечные тоны, так сказала Баська.

— А это серьезно?

— Может, и нет.