Энн Тайлер - Уксусная девушка

Петр расхохотался.

— Очень смешно, — оценил он.

— Чего?

Петр с улыбкой смотрел на нее сверху вниз, покачиваясь с пятки на носок и держа руки в карманах. Неужели он вообразил, что теперь они в хороших отношениях? Кейт взяла с тарелки ростбиф, демонстративно откусила большой кусок и принялась жевать. Петр лишь продолжал улыбаться. Похоже, у него была уйма свободного времени.

— Вас могут арестовать! — напомнила Кейт, проглотив то, что было во рту. — Жениться ради грин-карты — уголовное преступление.

Вид у него был не особо расстроенный.

— Извинения приняты, — добавила Кейт. — Увидимся.

Кейт надеялась, что не увидит его больше никогда.

Петр испустил глубокий вздох, вынул руки из карманов и присел на скамейку. Такого Кейт не ожидала. Между ними стояла тарелка, в сохранности которой Кейт сомневалась, хотя если она ее уберет, то Петр может счесть это за приглашение придвинуться ближе. Значит, пусть стоит, где стоит.

— Идея была дурацкая, — сказал он, глядя на газон перед собой. — Понятное дело, вы вполне можете сами найти себе мужа. Вы девушка крайне независимая.

— Женщина.

— Вы очень независимая женщина с прекрасными волосами, которым не нужны никакие салоны красоты, и вы похожи на танцовщицу…

— Не стоит перебарщивать, — перебила Кейт.

— На танцовщицу фламенко, — уточнил он.

— Вот как, — сказала Кейт. — Значит, фламенко.

Ритмичные прихлопы и притопы на паркете. Логично.

— Ладно, Петр, — решительно сказала Кейт. — Спасибо, что заглянули.

— Вы единственная, кто произносит мое имя правильно, — грустно заметил он.

Она снова откусила сандвич и принялась жевать, глядя исключительно на газон перед собой, как и Петр. Неожиданно ей стало его жаль.

— А доктор Баттиста! — вдруг воскликнул он. — Почему вы зовете его "отец", а ваша сестра — "папа"?

— Он сам так велел, — ответила Кейт, — но вы же знаете нашу Белочку-девочку…

— А!

— Раз уж зашла речь, почему вы называете его "доктор Баттиста", а он вас — "Петр"?

— У меня язык не поворачивается назвать его Луисом, — потрясенно воскликнул Петр, что прозвучало как Лу-виссс. — Ведь он выдающийся ученый!

— Неужели?

— В моей стране — да! Я столько лет о нем слышал! Когда я объявил, что уезжаю работать с доктором, в моем институте все просто взвыли от зависти.

— Надо же! — поразилась Кейт.

— Разве вам неизвестна его репутация? Ба! У нас есть поговорка: человек, которого уважает весь мир…

— Ясно-ясно, все поняла, — поспешно вставила Кейт.

— Порой он ведет себя как тиран, хотя другие ученые позволяют себе куда больше. А он даже голоса не повышает! И с сестрой вашей он очень терпелив.

— При чем тут сестра?

— Она же ветреница, да? Сами знаете.

— У нее ветер в голове, — поправила Кейт. — Это точно.

Она и сама обрела некую воздушность. И улыбнулась.

— Сестра сдувает челку со лба, строит всем глазки и отказывается от животных белков. Доктор ей ни слова не скажет против. Как это правильно!

— Сомневаюсь, — возразила Кейт. — По-моему, он очень предсказуем. Безумен, как все гениальные ученые, вот и западает на пустоголовых блондинок, чем ветренее — тем лучше. До чего банально! Ясное дело, блондинки от него тоже без ума, как и многие другие женщины. Посмотрели бы вы на отца на рождественских вечеринках у тети Тельмы!.. Женщины вокруг него так и вьются: уж больно он им кажется недосягаемым и загадочным. Каждая надеется, что именно ей удастся подобрать ключ к его сердцу.

Разговаривая на подобную тему с иностранцем, Кейт чувствовала себя вполне раскованно. Ему можно рассказать что угодно — все равно поймет хорошо если половину, особенно при быстром темпе речи.

— Ума не приложу, что случилось с Белочкой, — поделилась она. — В младенчестве я считала ее чуть ли не собственной дочерью — я была в том возрасте, когда дети любят понянчить малышей. Как она меня обожала — копировала меня во всем, и только я могла ее утешить. Потом, уже подростком, она здорово отдалилась, стала совсем другой: общительной и компанейской, я бы даже сказала, слишком общительной. А я вдруг превратилась в злобную старую деву, хотя мне всего двадцать девять. Понятия не имею, почему так произошло!

— Не все ученые, — задумчиво протянул Петр.

— Что?

— Не все ученые предпочитают блондинок, — пояснил он и бросил на нее быстрый взгляд из-под полуопущенных век. Конечно, он не понял ничего из сказанного Кейт. Легко отделалась!

— Хотите половинку моего сандвича? — спросила она.

— С удовольствием, — сказал Петр, ни минуты не колеблясь. Он откусил изрядный кусок и пока жевал, на челюсти будто шишка вспухла. С набитым ртом он добавил: — Думаю, я могу называть вас Катя.

Кейт не хотелось быть Катей, хотя, поскольку они больше никогда не увидятся, то и возражать не имело смысла.

— Ну, как хотите, — беззаботно ответила она.

— Почему американцы всегда начинают издалека?

— В каком смысле?

— Каждое предложение вы начинаете с "Ну…" или "Ну да…" или "Хм" или "В любом случае…". Вы говорите "Итак…", хотя перед этим не было сказано ничего такого, что стоило бы подытожить, или "В смысле…", хотя перед этим не было сказано ничего такого, что стоило бы прояснить. Молчите-молчите, потом говорите "В том смысле, что…". Почему вы так делаете?

— Ну, ну да, хм… — медленно начала Кейт. Сначала он не понял, потом коротко хохотнул. От его смеха Кейт непроизвольно улыбнулась. — Встречный вопрос: почему вы начинаете говорить так внезапно? Вы просто выстреливаете фразами! "Так и так", начинаете вы. "Эдак и вот так" — будто кувалдой бьете. Выходит слишком решительно и безапелляционно. Все, что вы говорите, звучит как… как постановление правительства.

— Понятно, — кивнул Петр и тут же поправился: — Ну да, понятно.

Теперь она тоже рассмеялась. Кейт откусила свою половинку сандвича, Петр — свою. Подумав немного, она призналась:

— Иногда мне кажется, что иностранцы специально разговаривают не похоже на нас. Послушайте, как иностранец поет американскую популярную песенку, к примеру, или рассказывает шутку, в которой приходится имитировать южный говор или ковбойские интонации. Выходит идеально, без малейшего акцента! Подражаете вы безукоризненно! И тогда становится ясно, что вы просто не хотите говорить, как мы. Потому что вы гордитесь своим акцентом.

— Я не горжусь, — покачал головой Петр. — Хочу избавиться от акцента.

Он уставился на свой сандвич — просто держал его обеими руками и смотрел вниз; веки полуопущены, и она даже не могла сказать, о чем он думает. Внезапно Кейт поняла: хотя он коверкает согласные и гласные звуки, внутри он формулирует свои мысли ничуть не менее сложные и глубокие, чем у нее.