Ирвин Уэлш - На игле

— Любимые дерутся, только тешатся, — улыбается гондон с волосами «штопором», поймав мой взгляд.

Я улыбаюсь ему в ответ. Не знаю даже почему. Просто хочется, чтобы все вокруг были друзьями. Я никогда ни одному мудаку не скажу об этом, но у меня начались проблемы с выпивкой. А когда у тебя проблемы с выпивкой, дружки начинают тебя сторониться, если, конечно, не испытывают аналогичных проблем.

Я смотрю на бармена — пожилого усатого мужика с седыми волосами. Он кивает и что-то бормочет себе под нос.

Я беру пинту пива из его рук: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не бей баб, — часто говаривал мне отец. — Только последние подонки так поступают, сынок». Тот гондон, который бил свою подружку, вполне попадал под определение моего отца. У него были засаленные тёмные волосы, худое бледное лицо и чёрные усики. Хорёк ебучий.

Я не хочу больше оставаться здесь. Я пришёл сюда спокойно выпить. Пару кружек, не больше, пообещал я Томми, чтобы тот пошёл вместе со мной. Я пытаюсь держать выпивку под контролем. Но где кружка, там и стопка. После пива мне всегда ужасно хочется выпить немного виски. Кэрол всё равно ушла к маме. «Обратно не жди», — сказала она. Я пришёл выпить кружку, но сегодня можно и нажраться.

Когда я возвращаюсь, Томми тяжело дышит и выглядит весьма напряжённо.

— Я же тебе, блядь, говорил, Гроза… — процеживает он сквозь сжатые зубы.

Глаза у клюшки распухли и не открываются, из губы всё ещё течёт кровь, челюсть свернута на сторону. Она тощая, так что складывается впечатление, что если он врежет ей ещё один раз, то девица развалится на кусочки.

И всё же она не унимается.

— Вот и всё, что ты можешь мне сказать. Больше тебе сказать нечего, — выплёвывает она слова в промежутках между всхлипами.

Видно, что она очень злится на своего парня, но в то же время себя ей тоже жалко.

— Заткнись! Я сказал тебе — заткнись! Заткни хлебало! — Парень вот-вот задохнётся от гнева.

— И что ты теперь со мной сделаешь?

— Ах ты сучья… — Кажется, что он собирается ударить её снова.

— Кончай, приятель. Не трогай её. Ты не в себе, — говорит парню Томми.

— Это не твоё ебучее дело! Не лезь в наши отношения, — тыкает тот пальцем в сторону Томми.

— Эй вы, там! Ну-ка уймитесь! — кричит бармен из-за стойки.

Гондон с волосами «штопором» улыбается, и пара игроков в дартс поворачивают головы в нашу сторону.

— А если я решу, что это мое сраное дело? Что ты тогда мне скажешь, а? — Томми наклоняется вперёд.

— Мать твою, Томми, остынь, чувак! — Я нерешительно хватаю его за рукав, думая о бармене. Но Томми тряхивает меня одним взмахом руки.

— Хочешь тоже схлопотать по морде? — говорит парень.

А ты что, думаешь, я буду просто так сидеть и ждать, когда ты мне врежешь? Ошибаешься, приятель! Ну-ка подойди ко мне, гондон штопаный! Иди, иди! — Томми явно раззадоривает противника.

Видно, что парень пересрался. Или вот-вот пересрётся. Томми — тот ещё лось.

— Это тебя не касается, — повторяет он, но уже без особой уверенности.

И тут баба начинает кричать:

— Это мой мужик! Не лезь к моему мужику!

Томми настолько потрясён, что не успевает остановить её, и она вцепляется ему прямо в лицо своими когтями.

Тут заваривается каша: Томми вскакивает и бьет парня прямо в лицо, так что тот мешком валится на лавку. Я вскакиваю и стрелой бросаюсь к тому самому кудрявому гондону за стойкой, хватаю за волосы, пригибаю ему голову и несколько раз пинаю в лицо.

Один пинок ему удаётся перехватить рукой, но второй достигает цели, хотя вряд ли причиняет особенную боль, потому что на мне — мягкие кроссовки. Он вырывается из моих рук и встает: на лице у него озадаченное выражение. Если бы говнюк захотел в тот момент врезать мне, он бы сделал это легко, но вместо этого он просто разводит руки в стороны и говорит:

— В чём дело, бля?

— А ты думал, я шутки шучу? — говорю я.

— Что ты гонишь? — Видно было, что кудрявый гондон пребывает в искреннем недоумении.

— Я вызову полицию! Валите отсюда, или я вызову полицию! — встревает бармен, снимая трубку с телефона для пущей убедительности.

— Не хулиганьте здесь, ребятки, — предупреждает толстяк из команды игроков в дартс.

Он всё ещё держит в руках несколько дротиков.

— Я тут ни при чём, приятель, — говорит мне гон дон с волосами «штопором».

— Извини, я чего-то недопонял, типа, — говорю ему я.

Парочка, из-за которой вся хуйня и заварилась, выскальзывает за дверь.

— Ублюдки сраные! Это мой мужик, — кричит уже из-за дверей женщина.

Я чувствую руку Томми у себя на плече.

— Пошли, Гроза. Пора отсюда сваливать, — говорит он.

Но жирный ублюдок в майке с названием бара и изображением доски для игры в дартс, под которой написано «Стью», всё никак не может угомониться.

— Не нарывайся на проблемы, приятель! Это не ваш паб. Мне знакомы ваши рожи — вы дружки того придурка ненормального и паренька Уильямсонов, который ещё волосы в хвост забирает. А эта шобла наркотой приторговывает, уж я-то знаю. Нам здесь такого дерьма, как вы, не нужно.

— Мы не торгуем наркотой, приятель, — говорит Томми.

— Ага. В этом пабе пока не торгуете, — продолжает жирный мудозвон.

— Да уймись, Стью. При чем здесь парни? Это всё из-за Алана Вентерса и его курицы. Они долбаются так, что ни одному гондону в нашем городе и не снилось. Ты же сам знаешь, — оборвал его другой парень с тонкими светлыми волосами.

— Пусть разборки устраивают у себя дома, а не в пабе, — добавляет ещё один из игроков.

— Кухонный бокс, вот они чем здесь занимаются. Мешают выпивать спокойно людям, — соглашается светловолосый.

Самое опасное — это улица. Я боюсь, что они увяжутся. Я быстро выхожу за дверь, а Томми поспешает за мною следом.

— Иди помедленнее, — говорит он.

— Отвянь. Давай свалим отсюда, короче.

Мы идём по улице. Я оглядываюсь, но ни один мудак не выходит из паба. Впереди — только та самая психованная парочка.

— Я всё же хотел бы перемолвиться словечком с этим пидором, — говорит Томми, набирая ход.

Я засекаю приближающийся автобус. Номер двадцать второй. Наш.

— Забей всё в жопу, Томми. Автобус идет. Поехали.

Мы добегаем до остановки, вскакиваем в автобус и сразу залазим в хвост на второй этаж, хотя нам ехать всего лишь несколько остановок.

— У меня с лицом всё в порядке? — спрашивает Томми, когда мы садимся.

— Всё, как обычно. Жуткая морда. Эта телка разве только кое-что подправила, — говорю я ему.

Он смотрит на своё отражение в окне автобуса.

— Сраная шлюха, — ругается он.

— Два сапога пара — что она, что её мужик, — говорю я.

Это очень круто со стороны Томми — то, что он врезал чуваку, а не клюшке, хотя поцарапала его именно клюшка. Я натворил кучу такого в своё время, за что мне стыдно, но телок я никогда не бил. То, что говорит Кэрол, — полная хуйня. Она сказала, что я применил к ней насилие, но я ни разу её не бил. Я просто дёржал её, чтобы мы могли поговорить спокойно. Но если ей верить, это такое же насилие, как если бы я бил ее. Я так не считаю. Я просто держал её, чтобы мы могли спокойно поговорить, — вот и всё.