Ирвин Уэлш - На игле

Меньше всего на свете Кочерыжка хотел сейчас ещё одну кружку пива. Перед тем как они вышли на улицу, он изучил своё, отражение в зеркале, висевшем в ванной у Доуси дома. Бледное лицо усеивали пятна, а тяжелые, опухшие веки, казалось, готовы были вот-вот захлопнуться, навсегда отгородив их владельца от окружающей реальности. Довершали эту картину слипшиеся и вставшие торчком пучки волос, похожие на грязную солому. Возможно, бурчащие кишки успокоятся, подумалось ему, если выпить томатный сок, а обезвоживание организма можно преодолеть при помощи свежевыжатого апельсинового сока и лимонада, а уж потом снова налечь на алкогольные напитки.

Безнадёжность ситуации окончательно прояснилась, когда Фрэнк Бегби, стоявший в очереди к стойке первым, передал Кочерыжке бокал светлого пива и тот не смог отказаться.

— Твоё здоровье, Франко.

— Возьми мне «Гиннесс», Франко, — попросил Рентой.

Он только что вернулся из Лондона и радовался возвращению не меньше, чем в своё время радовался отъезду.

— «Гиннесс» здесь полное говно, — сказал ему Гэв Темперли.

— Всё равно «Гиннесс».

Доуси поднял брови и запел, обращаясь к девушке за стойкой:

— Йе, йе, йе, ты умеешь любить, как никто .

Они только что решили провести соревнование на самую дерьмовую песню, и теперь шансы Доуси на победу существенно возросли.

— Заткнись, Доуси, — сказала Элисон, ткнув певца под рёбра. — Ты что, хочешь, чтобы мы все отсюда выскочили?

Девушка за стойкой, впрочем, не обратила на него никакого внимания. Тогда он повернулся к Рентону и стал петь, обращаясь к нему. Рентой в ответ только устало улыбнулся. Он знал, что стоит обратить внимание на Доуси, как тот будет повторять свою шутку, пока не достанет всех. Пару дней назад это соревнование ещё казалось ему забавным, к тому же он до сих пор полагал, что его исполнение песни Руперта Холмса «Бегство, или Пинья Кола-да» на порядок забавнее, чем номер Доуси.

— Я помню ночь, когда мы повстречались в Рио … Говно это, а не «Гиннесс», Марк, ты совсем с ума сошёл, что пьёшь его.

— Я же предупреждал! — торжественно заявляет Гэв.

— А я всё равно буду пить «Гиннесс», — лениво улыбается Рентой.

Он уже пьян. Келли запустила руку за воротник его рубашки и щупает сосок. Она занималась этим всю ночь, повторяя время от времени, что ей ужасно нравится, когда грудь плоская и безволосая. Рентону вообще нравилось, когда трогали его соски, а когда их трогала Келли, это ему нравилось вдвойне.

— Водка и тоник, — говорит она Бегби, который делает ей знак со своего места у стойки. — А для Эли — джин с лимонадом. Она сейчас вернётся из сортира.

Кочерыжка и Гэв продолжают беседовать у стойки, в то время как остальные садятся на стулья в углу.

— Как Джун? — спрашивает Келли у Франко Бегби.

Джун — его девушка, которая, судя по всему, вновь беременна после недавних родов.

— Кто? — переспрашивает агрессивно Франко.

Беседа на этом кончается, не начавшись.

Рентой тем временем смотрит какую-то раннюю утреннюю программу по телевизору.

— У Энн Даймонд то же самое.

— Что? — переспрашивает его Келли.

— Эх, я бы её трахнул, — говорит Бегби.

Элисон и Келли хмурятся и устремляют взгляды в потолок.

— Да нет, я не об этом. У неё маленький ребёнок умер ни с того ни с сего. Совсем как у Лесли. Бедная маленькая Луна!

— Какой кошмар! — говорит Келли.

— А по-моему, ей крупно повезло, — заявляет Бегби. — Если бы она не умерла тогда, всё равно померла бы от СПИДа. По крайней мере, бля, не мучилась.

— Лесли СПИДом не болела! А Луна вообще была здоровенькая девочка, — шипит в гневе Элисон.

Несмотря на то что Рентой расстроен, он не может не отметить про себя тот факт, что Элисон, когда злится, начинает говорить ужасно манерно. Ему становится стыдно за то, что он обращает внимание на такие мелочи. Бегби ухмыляется.

— Кто может это с уверенностью утверждать? — спешит подмазаться к Франко Доуси.

Рентой бросает в его сторону суровый предупреждающий взгляд, какой он никогда не рискнул бы подарить Бегби. Агрессия всегда адресуется тем, кто не в силах на неё ответить.

— ?…

— Я лишь хотел сказать, что никто ни от чего не застрахован, — покорно пожимает плечами Доуси.

Возле стойки Кочерыжка и Гэв мирно беседуют друг с другом.

— Спорнём, Рента оттрахает Келли? — говорит Гэв.

— Не знаю. Вообще-то она завязала с этим удодом Десом, а Рента уже давно не ходит с Хейзел. Свободны, типа, как ветер, прикинь?

— Да, блин, Дес, козёл ещё тот. Терпеть его не могу.

— …не знаком я, типа, с ним, котик… прикинь?

— Как это не знаком, Кочерыжка? Он же тебе, блядь, двоюродным братом приходится! Дес! Дес Фини!

— …а, чувак! Так ты об этом Десе? Всё равно я его толком не знаю. Я с этим перцем и сталкивался-то, типа, пару раз с тех пор, как мы пешком под стол ходили, прикинь? А вообще хреново все это выглядело, хреново. Хейзел пришла на вечеринку с другим, типа, парнем, а Рента пришёл с Келли… хреново…

— Да эта Хейзел все равно корова, и морда у неё кислая. Ни разу не видел улыбки у неё на лице. Неудивительно, прикинь, что они с Рентой не сошлись. К тому же ни одной телке не понравится, если её парень будет постоянно удолбан в хламину.

— Ну да… типа… всё равно хреново…

Кочерыжка невольно на мгновение задаётся вопросом, не намекает ли Гэв косвенно на него, говоря о парнях, постоянно удолбанных в хламину, но потом решает, что это было сказано без задней мысли. Гэв — парень хороший.

Путаные мысли Кочерыжки обращаются к сексу. Все на вечеринке нашли себе пару, кроме него, а ему бы так хотелось кому-нибудь вставить. Проблема заключается в том, что когда Кочерыжка трезв, он очень застенчив, а когда он удолбан или пьян, речь его слишком бессвязна, чтобы производить впечатление да женщин. В последнее время он слегка запал на Николу Хэнлон, которая, как ему кажется; смахивает на Кайли Миноуг. Несколько месяцев назад Никола заговорила с ним, когда они ехали с вечеринки в Сайтхилле на другую вечеринку в Уэстер-Хзйлсе. Они славно трепались о всякой всячине, отбившись от компании. Она оказалась очень внимательным слушателем, а Кочерыжка болтал как одержимый, поскольку закинулся спидом. Казалось, она жадно впитывает каждое его слово. Кочерыжке жутко хотелось, чтобы они никогда не добрались до второй вечеринки, а так бы все шли и болтали. Они спустились в подземный переход, и Кочерыжка подумал, что стоит попытаться обнять Николу. И тут ему вспомнились строчки из одной, особенно им любимой, песни группы «The Smiths»:

Грустный голос Моррисси подвел итог всем его переживаниям. Он не стал обнимать Николу и даже беседовал с ней после этого без прежнего энтузиазма. Вместо этого он забился в спальню вместе с Рентой и Мэтти, наслаждаясь блаженной свободой от необходимости проверять на практике, получилось бы у него что-нибудь с Николой или нет.