Франц Холер - Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения [Сборник]

Если так и дальше будет идти снег, их могут забрать уже завтра, подумал Йори, он совсем не хотел неприятностей именно сейчас, когда он почти не может ходить.

Это как раз было бы поводом, чтобы улететь, сказала Лина; ведь если ему станет хуже, сюда даже врач не придет.

Ей не стоило бы все время оставаться такой мрачной, сказал, Йори, лучше бы она рассказала ему что-нибудь веселое.

Лина усмехнулась. Те из Ленгенхофа улетели еще на прошлой неделе, поскольку они были совсем рядом с Бреттеренлауицугом, а на следующий день десятилетний Оливер, должен был пойти в школу в соседней деревне. Когда учительница сказала, что дети должны достать свои учебники по математике, у Оливера его не оказалось. Почему он его не взял с собой, спросила учительница, и ты знаешь, что он ей ответил? Пилот геликоптера сказал, что нужно взять только самое необходимое.

Йори засмеялся, потом они какое-то время помолчали. Рев бури все усиливался. Казалось, что он исходил из долины.

«А мы все еще здесь, — сказала Лина. — Но я уже все собрала, если они заберут нас завтра».

«Ты не забыла взять мой учебник математики?» — спросил Йори.

Лина засмеялась, но потом ответила серьезно: «Нет, только молитвенник».

Они снова молчали и вслушивались в шум за окнами.

Рев ветра все нарастал и ширился.

«Включи, пожалуй, радио, — сказал Йори, — сейчас будет прогноз погоды».

Жена подошла к комоду, на котором стояло портативное радио рядом со свадебной фотографией в рамочке, керосиновой лампой, настольными часами, вставленными в камень с двумя сернами наверху, миниатюрой с изображением церкви Св. Оттилии в Шварцвальде и вырезанной из дерева скорбящей Мадонны в венце из лучей, а сверху на стене были развешаны все родственники и предки их многочисленного семейства, поначалу цветные, но со временем все более блеклые и коричневатые.

Она вздохнула. «Что здесь мне надо нажать?» — спросила она и начала вращать ручку настройки.

«Вторую кнопку справа, с внешней стороны, — сказал Йори сердито. — И нажать, а не крутить. Иначе нам придется покупать где-то новое радио».

Лина нажала вторую кнопку с внешней стороны, и послышался на удивление ясный женский голос, без помех, который объявил, что сейчас будет прогноз погоды, но его читал уже мужской голос. Он предсказал штормовой ветер, длительный снегопад как в горах, так и в долинах, и завершил следующим четверостишием:

Йори и Лина посмотрели друг на друга. Они знали это изречение, оно было у них вывешено на стене, напротив которой стоял комод.

Лина покачала головой. «Это не обещает ничего хорошего».

«Это то же самое, что зоны высокого и низкого давления находятся повсеместно», — предположил Йори, хотя и он еще никогда не слышал подобного прогноза.

Они еще раз насторожились, когда пришло время вечерних новостей и диктором был объявлен Бартоломе Эпп.

Бартоломе Эпп был покойный дядя Йори, он был пастором, его фото висело на стене рядом с радиоприемником посреди всей фотогалереи, и голос, который сейчас звучал, был несомненно его, хотя он уже более тридцати лет как умер.

Голос объявил, что хочет на сей раз сообщить хорошие вести слушателям и слушательницам, которые уже по горло сыты плохими новостями.

«Но это же…», — сказала Лина.

«Это он, — сказал Йори и приподнялся на своей постели, забыв о своей больной ноге, — это же дядя Бартоломе!»

Лина тоже его хорошо помнила, он их в свое время венчал.

И теперь он начал вещать добродушным отеческим голосом, что всем, кто ушел от нас, живется хорошо, так как все они удобно устроены в инобытии, о котором мы не имеем никакого представления, но оно блаженно и безмятежно. И поскольку он не хочет быть голословным, он будет им говорить о тех детях человеческих, которых сам встречал на этих блаженных полях, о тех детях человеческих, которых те или иные радиослушатели могли знавать тоже.

Его сестра Бет, например, которая была не только его сестрой, но и сестрой общины в долине, так вот он встретил ее недавно во время одной из продолжительных прогулок, и была она так легка и бестелесна, что такое нельзя даже представить в отношении существа человеческого, и вот она ему прошептала…

«Тетя Бет…, сказал Йори, — тетя Бет — как же это возможно?»

«Тетя Бет, — сказала Лина, — она умерла вскоре за ним от воспаления легких, после ночного дежурства в холодном доме старого Оски…»

«Тише!» — прошипел Йори, ибо дядя Бартоломе как раз рассказывал, как ему сестра Бет поведала о великом покое в лучах света и о красоте света, и о том, как это трогательно, встречать те души, за которыми ты ухаживал и, быть может, которые ты утешал, и о том, как ее мать Вильгельмина —

«Бабушка, — прошептал Йори, — наша бабушка…»

— и ее отец Отто-Карл —

«Твой дедушка», — прошептала Лина и перекрестилась.

— как они тоже были там и все же как будто и не были все это время, но было так, что сознавалось и чувствовалось, что они здесь, для этого вовсе на надо было их видеть, ибо и зрение и слух и запах все уходит на другой план, но все же можно говорить об узнавании, можно узнавать себя, но ни желаний, ни тоски больше нет, есть только предчувствие, и грусть превращается здесь в ожидание, в ожидание идущего вслед за тобой, как говорил Кандид, который —

Глаза Лины заблестели. «Кандид?»

«Это тот, из Хольдерхофа!» — сказал Йори.

— который говорил, что ему пришлось уйти так рано —

«Он сорвался со скалы, этот браконьер, — пробормотал Йори, — в Креенфлюене».

Лина всхлипнула.

— он бы очень хотел узнать, что стало с Рюди, спросить бы у Лины —

«Какое ему до этого дело? — спросил Йори, — ты слышала?»

У Лины слезы потекли из глаз.

— но все это теперь далеко в прошлом, как платья, которые ты уже давно не носишь, и потому уже больше не больно —

Лина зарыдала.

Йори поднялся. «Что это за радиостанция?»

Он захромал к комоду, чтобы посмотреть, где находится указатель на шкале радиоприемника.

«Не бойтесь, — сказал дядя Бартоломе, пока Лина утирала глаза подолом фартука, — она там же, где и я…» Голос оборвался, остался только шум громкоговорителя, шум, треск и грохот, который стремительно становился все громче, громче, пока не сорвал со стены всех предков и всех молодоженов, опрокинул Марию в сияющем венце и прижал Йори к его Лине, так, что у них обоих вдруг лопнули барабанные перепонки и они обнялись так крепко, как никогда еще за всю свою жизнь.

Еще не было трех часов утра, когда он проснулся.

Только что во сне он пробирался со слабеющим карманным фонариком через ночной город, полностью погруженный во тьму, и вдруг застыл перед огромным генератором, который тут же заработал с громким низким гудением. От этого гуда он проснулся.