Ольга Хмелева - Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек

-- Что ты это, дедушка, торговать собрался? -- спрашивали его, когда он ехал по деревенской улице, пробираясь на Катькину дачу.

-- А то как же? Беспременно буду, -- отвечал он. -- На работу не гожусь, за ребятами ходить зимой -- не прокормишься... Недаром же я до седых волос за прилавком торчал! Вот истратил на этот товар чуть не последний свой грош -- ведь его здесь на целых десять целковых! А он меня теперь кормить должен.

Не очень обрадовала эта весть о новой лавке деревенских хозяек -- прошло, значит, их спокойствие за ребятишек! Но Архип был человек вольный, ни у кого ничего не брал, ни у кого не нанимался, и укорять его никто не мог.

Однако Архип лавки всё не открывал, товар свой бережно сложил в Катькиной даче, ребят на день принимал, как и прежде, и только всё усердно читал несколько книжек, которые привез из города.

Один раз сидел он так один возле плетенька своей золотой роты и то читал, то любовно поглядывал, как Катька и ещё один мальчишка, цепляясь за кольчики плетенька, силились становиться на ноги.

Вдруг его кто-то тихо и робко окликнул. Он оглянулся. Стоит перед ним худенькая, бледненькая бабёнка с ребёнком на руках и смотрит на него так молитвенно и несмело! Он знал её. То была Дуняша, дочь одного мужика из ближней деревни. Никто не знал, как и когда случился с ней грех такой, что завёлся у ней этот ребёнок. Отец не захотел стерпеть такого срама, избил её до полусмерти и выгнал из дома. Она ни на кого не жаловалась, ни кого не винила и покорно ушла и скиталась с ребёнком, где Бог приведёт. Так никто никогда и не узнал человека, который был причиной её несчастья. Тягостно жилось этой Дуняше среди тёмного народа; мужчины над ней безжалостно смеялись, а женщины, словно силясь выместить на ней свои собственные грехи, гнали её всячески. А если в иной и заговаривала жалость, и она давала несчастной какую-нибудь тряпку для ребёнка или кусок хлеба, то считала святым делом говорить Дуняше длинные вразумительные речи, точно будто эта забитая и измученная женщина собиралась опять впасть в тот же грех. А у ней от тех доброхотных речей сердце ныло ещё больше, чем от голода, бесприютности и попрёков! Архип видел раза два, как она робко бродила по улицам деревни, побираясь Христовым именем. Соседки сказывали ему, кто она такая.

-- Что ты, болезная? Что тебе? -- спросил он как мог приветливее.

-- Да вот дедушка, -- начала она тихо и несмело, -- хочу сходить под город... на работу проситься... Там меня никто не знает... Да слаба я что-то стала, а Анюта моя все растёт да тяжелей становится... я насилу её и до тебя-то дотащила... Как я с ней далеко пойду?.. А слышала я, что ты до ребят охоч. Вот я и...

Она заплакала навзрыд, а Архип смотрел на неё своим единственным глазом. Тело едва прикрыто лохмотьем, сквозь синеватую кожу виднеются белые кости, ноги в грязи и в крови, тонкие, как голая кость, руки едва держат здоровенькую, загорелую девчонку, а та не понимает материнского горя, не понимает, почему так вздрагивает и бьётся её слабое тело. Не нравится ей, зачем мать глаза закрыла и низко понурила свою несчастную голову. Она силится поднять её, силится раскрыть ручонками глаза, кряхтит и лепечет: "М-м-а, м-м-а".

-- Ну, вот что, Дуняша, о деле твоём поговорим после, а теперь сажай свою Анюту в плетень к моей золотой роте, да давай сначала обедать. Я что-то есть захотел. А дело не волк, в лес не убежит.

Пока Дуняша усаживала свою девочку, он достал из погреба хлеба, молока и яиц, и завязалась у них длинная задушевная беседа. И вызнал за эту беседу Архип, что женщина эта кроткая, грех свой понимает хорошо, кается в нем, но ребёнка любит, и нет в тихой душе её злобы ни против того, кто её обездолил, ни против людей, которые гнали и мучили её. И ещё жальче ему её стало.

-- Ну, вот что, Дуняша, -- задушевно заговорил он, -- рассуди: какая ты работница? Ведь у тебя еле-еле душа в теле! Ты и на ногах-то едва стоишь. Как же ты до города добредёшь и там работать станешь? А ты лучше вот что: побудь у меня, пока не окрепнешь. Прокормить я тебя -- спасибо добрым людям да ребятишкам -- смогу, а ты мне кое-что поможешь. Я кстати одно дельце задумал... Одному-то, пожалуй, и не справиться... Рассчитывал было свою бобылку приспособить, да у той своего дела много -- хозяйством живёт. А тебя мне Бог послал. Девчонке же твоей здесь не хуже, чем другим ребятишкам будет.

-- Спасибо тебе, дедушка! -- обрадовалась было Дуняша, но тотчас же опять затуманилась. -- А что ваши деревенские скажут?!

-- А и это, даст Бог, уладим. Ведь люди-то не звери, девонька.

Когда Архип уговорил и успокоил её, она собрала из люлек грязные детские пелёнки и стала стирать их на плоту, который атаман приладил на берегу, чтобы ловчее было обмывать свою золотую роту.

Часа в три пришли ребятишки и очень удивились, увидя у атамана такую гостью.

-- Дедушка, ты знаешь, кто это такая? -- заговорили они наперерыв. -- Эта Дуняшка из Васильков! Она... -- И пошли было повторять нехорошие речи, которых наслышались от больших в деревне.

-- Ну, ладно! Стройся! -- крикнул на них атаман. -- Бери удочки. Пойдем рыбу ловить, а к вечеру ухи сварим. Я в городе котёл купил.

-- Как, атаман, и ты с нами? Вот-то хорошо!

-- С вами! С вами! Сегодня можно. У меня сегодня праздник, мне Бог помощницу послал! Отпустишь ты меня, Дуняша? Посидишь за меня с золотыми?

-- Как прикажешь, дедушка.

-- Ну, вот и спасибо тебе, родная. А то соскучился я всё на одном месте сидеть. Давно хотелось побродить, всё вот этим малышам завидовал... А теперь можно... Спасибо!.. Ну, стройся, ребята!

Как только дошли они до соседнего озера, в которое впадала речка, пробегавшая мимо Катькиной дачи, Архип глянул вокруг, на небо, на воду, на зелень, радостно усмехнулся, глубоко вздохнул и перекрестился.

-- Велик Господь! Хорошо здесь, ребятки! И воистину недостойны мы всего этого. Бога не знаем, грешим на каждом шагу! Вот хошь и вы сегодня -- великий грех совершили вы!

-- Мы?.. Когда?.. Какой, дедушка?

-- А вот Дуняшу-то обидели! Ведь она уж и без того слабая, хворая и бесприютная, а вы ей ещё и душу мучаете.

-- Да она, дедушка...

-- Всё это так! Ну, грешна... А Спаситель-то сказал: "Не судите, да не судимы будете". А ещё знаете, как сам Христос с такой же несчастной девушкой поступил?..

И долго ещё толковал он с ними и о Дуняше, и о любви христианской, а рыба ловилась чудесно. Вечером казаки принесли её на Катькину дачу целое ведро.

-- Ну, теперь делёж пойдёт! -- объявил Архип. -- Всей этой рыбы на один ужин нам много. Хватит с нас и одной трети. Если разделим остальную между вами поровну, чтобы каждый домой снёс, ничего не выйдет, так мало каждому достанется. Так лучше сделаем так: разделим остальные две трети пополам, одну снесёт домой самый старший из вас, а другую -- самый младший. В другой раз понесёт домой второй по старшинству и второй по меньшинству. Согласны?