Иван Комлев - Ковыль

Александра не оказалось, зато Афоню она увидела сразу, он о чём-то яростно спорил с Петькой, рискуя схлопотать в уцелевший глаз, – не подступиться к нему.

– Варя, – додумалась Лукерья, – сходи тётю Таню позови в гости.

Варя поручение приняла с охотой, с Таней у них сложились хорошие отношения: девочки-подростки втайне влюбляются в старших подруг и в ответ им чаще всего платят дружбой. Но вернулась огорчённая:

– У них замок.

«Где же он плавает, чёртов кобель, куда унырнул?»

Покрутилась по двору, села к столу заморить червячка, а сердце: тук-тук-тук! Хлобыстнула стопку водки: «К кому же ты пришвартовался, окаянный?»

Пиво и водка без меры да солнце доканали непобедимого Кузьму. Он уж и рубаху снял, и майку стащил, сидел за столом голый по пояс и босой, бормотал, качая головой:

– Батя, учти!

Что нужно учесть, Егор Кузьмич не спрашивал. Он с запоздалой жалостью думал о том послевоенном годе, когда ему предложили остаться работать на заводе – огромные вкопанные в землю чаны для отходов, для барды, лучше Сбруева никто не умел делать и ремонтировать. Он согласился: появилась возможность таким способом выручить семью из деревни. Жену, дочерей и младшего сына Егор Кузьмич забрал к себе, а вот Кузьму из колхоза не отпустили, он к тому времени стал самостоятельным работником. И до пятьдесят третьего года никакого послабления крестьянину, никакой воли в выборе своего места на земле…

Ваня читал в это время в учебнике: «Береги колхоз – получишь хлеба воз!»

– Воз?! – восхищался малой. – У-у! Не может быть!

Они жили впроголодь, карточки отменили в сорок седьмом, в свободной продаже хлеба не хватало, очереди в магазин занимали с вечера. Кузьма сел на трактор, и воз, при окончательном расчёте осенью, у него, пожалуй, выходил. Да только это не много. Не только прокормить семью, но одеть, обуть надо, а деньги – из того же воза: продашь зерно – купишь одежонку, нет – ходи в чём мать родила.

Война отдалилась, жизнь налаживалась, деревня на ноги стала подниматься, из нужды по-настоящему вылезать; жар-птицу коммунизма кто-то на горизонте усмотрел. И тогда новая линия была объявлена: огороды урезать, коров в колхозное стадо отвести, на своём дворе не больше одной оставить, а лучше – ни одной. Молоко, значит, из общей фляги пить. Исполнили – кто с рёвом, а кто с радостью.

Мария, жена Кузьмы, как многие бабы в ту пору, перестала рожать, аборты делала – два парня есть, мол, и хватит. Чтобы в светлое будущее скорее добежать, не только от скотины надо избавиться, но и от лишних детей. Четыре года назад осмелилась, девочку родила. Не привёз Кузя Надюшку с собой, а хотелось поглядеть, красавица, говорят, растёт.

Кузьма тоже хорош, думает с упрёком сыну Сбруев, позволил бабе в таком деле вольничать. Жизнь трудная? А прежде разве легче была жизнь? Кабы на трудности оглядывались, и не ходили бы по земле ни Кузьма с Иваном, ни Светлана с Ниной, от них и внуков бы никаких не повелось. Тут бы и всему свету конец.

– Батя, учти! – бормочет Кузьма.

И ты учти, сын: без корней кроны не бывает, но и без ветвей древо чахнет.

Лунёв, Нечай и Валеев сгуртовались на углу стола, ударились в политику.

– Я что скажу, – Валеев, пропустив хороший глоток пива и многозначительно подняв вилку с куском жареного мяса, говорил важно: – Леонид Ильич мне очень нравится. Ведь сорок процентов – это что значит, а? Ведь это же какой скачок в зарплате, сколько ресурсов под такой прирост надо, вы подумали? Не-ет, это не простое дело, верно я говорю?

– Верно, Иосиф Николаевич, – подтвердил Нечай, – но меня что удивляет: если нашлись средства сегодня для такого подъёма, то почему его не сделали вчера? Не в один же год и не в два базу создали.

– Меня другое радует, – перебил Лунёв, – пятидневка. Два выходных дали людям. Мне бы кто сказал год назад, что пятидневку надо ввести или на семичасовой рабочий день перейти, да я б тому… Да я бы его к такой матери отправил! Всё время отдыхать, сказал бы, а когда работать? А теперь вот вижу: хорошо! Да.

– Главное, без снижения зарплаты, – снова внушительно выставил вилку вверх, уже без куска, Валеев. – Не зря, значит, мы старались, проливали пот и кровь, учили людей жить не зря!

«Поту с тебя много, – чуть не брякнул Андрей Фомич. – И кровушку ты проливал… Только чью?»

Он придвинулся ближе, поприслушивался к разговору начальственных товарищей и не утерпел, встрял:

– Ага! Лысый, значит, не с кондачка нам коммунизм обещал?

Валеев крякнул с досады:

– Вот народ! Сытый, пьяный, нос в табаке – и мало ему! Ехидный у нас народ, мужики, ехидный…

– А что я такого сказал? – удивился Фомич. – Разве нельзя?

– Ничего, – успокоил Лунёв. – Зря вы, Иосиф Николаевич, так строго. Вопрос законный, и отвечать на него, я думаю, должно так: материальную базу коммунизма построить непросто. Вдумайтесь: каждому – по потребности. Каж-дому! Это сколько всего требуется?!

– Вот если бы, – Петька Моргун тоже влез в разговор, – каждому по пять тыщ дали, как Егору Кузьмичу, тут, я думаю, коммунизм хоть завтра открывай.

– Тьфу! – осерчал окончательно Валеев. – Базар это, а не коммунизм. Жулья всякого развелось бы, карманников одних и то б не переловить!

– Дедушка, – Игорёк подошёл к Егору Кузьмичу, – дай мне кошелёк поиграть.

– И мне, – сказала Танюшка.

– И мне, и мне, – сами не зная чего, стали просить Юля и Аня.

Варя стояла молча позади своего детсада и ждала, что ответит дед. Егор Кузьмич поднялся, пошёл в избу. Ребятня – за ним. Ни в шкафу, ни в буфете кошелька не оказалось. Его брали и осматривали, как диковинку, все, кто приехал, и все, кто приходил в гости к Сбруеву. И ребятишки, конечно, смотрели вместе со взрослыми.

– Нету, – сказал Егор Кузьмич.

– Что потеряли? – спросила Дарья.

– Кошелёк нам нужен, – ответила Варя. – Вы не знаете, где он?

Стали искать под столом, под лавкой – в кухне, под кроватями – в комнате. Кошелёк словно сквозь пол провалился.

– Вы не знаете? Вы не знаете? – твердили малыши, ходили следом за взрослыми, наступая на пятки.

Наконец решили прекратить бесполезное занятие. Игорёк очень огорчился:

– Что теперь будем делать?

Он думал, что без кошелька и денег не станет у дедушки.

– А ничего, – утешила Дарья. – Идите играйте. Найдётся когда-нибудь.

Во дворе послышались громкие голоса, крики. Егор Кузьмич поторопился туда.

Незадолго перед тем Валентина, Петькина жена, обратила внимание, что Варя ходит в обновке и что Игорёк всем предлагает поглядеть в глазок калейдоскопа.

– Ну, дядя, посмотри же! Какой узорчик у меня получился! Ну, правда же, красиво?

– А у меня вот сто, – хвалилась Юля, показывая мокрую жёлтую уточку.