Иван Комлев - Ковыль

– Что с тобой?

Павел очнулся, обнаружил, что стоит у входа в гостиницу и не видит никого, в том числе и Локтева, загородившего ему дорогу.

– Тьфу! – он невесело рассмеялся. – Так, пожалуй, и заговариваться начнёшь. Деньги взяли, а вертолёт – выкуси!

– Как так?

– Да уж… получилось.

– Что делать?

– А хрен его знает! Зададим этот вопрос нашему начальнику.

Вечером Поротов долго стучал ключом передатчика, но ответа на радиограмму не получил, сказал:

– Из начальства в экспедиции никого уже нет. Завтра Василий Георгиевич придёт, будут решать.

На следующий день из Иркутска им сообщили, что дано распоряжение Соломину и надо ждать вертолёт с базы партии.

Прошёл день, другой, наступило воскресенье – никто за ними не прилетел.

В понедельник Павел ещё раз попытался выпросить у начальника аэропорта два рейса, но получил жёсткий отказ.

Кончались и наличные. В единственной столовой посёлка кормили плохо, зато брали хорошо – каждому на день Павел выдавал по три рубля. Платил за гостиницу и ещё тревожился тем, что могут потребовать освободить места, приезжающим мест не хватало, они же явно зажились.

На радиограмму на базу партии: «Когда вывезут из Туры?» – начальник партии Соломин не отвечал.

А погода стояла великолепная. Подсохли дорожки посёлка, и Павел сменил тяжёлые кирзовые сапоги на кеды, днём солнце пригревало так, что можно было ходить в одном пиджаке; Ханитов даже пробовал загорать, устроившись на солнцепёке с южной стороны аэровокзала. Бревенчатые стены его, потемневшие от непогоды, нагревались к полудню так, что кое-где на них проступала смола. Сюда приходили каждый день – ждали. Валерий приглашал загорать и Тамару, она отшучивалась: «Купальник дома забыла».

Однажды Валерий подошёл к Павлу с просьбой дать ему десять рублей.

– Зачем? – удивился Павел.

Тот немного заалел скулами, но ответил:

– Купальники в магазине есть.

– М-да-а… – Павел усмехнулся. – Боюсь, что и без того скоро мы все будем ходить как Адам и Ева: штаны придётся продать – на жратву только на один день осталось…

Денег Валерию он не дал; в тот же день отправил телеграмму Веткину, а копию – начальнику предприятия. «Внесением денег чековой книжки задолженность аэропорту составляет четыре тысячи семьсот пятьдесят шесть рублей. Транспорт не дают. Соломин не отвечает. Середюк. Мушель».

Поступок – из ряда вон: ещё не было случая, чтобы рядовой инженер так вот демонстративно показывал начальнику экспедиции, что жалуется на него самому начальнику предприятия. Прежде чем отправить телеграмму, показал её Борису и сказал, что тот может подписаться, а не хочет, то не надо. После некоторых колебаний Мушель сказал:

– Поставь и мою фамилию.

Ответ пришёл быстро: «Соломин будет при первой возможности. Ждите. Деньги перевели». Сообщение было передано радиограммой Поротову утром, а днём Павел получил на почте двести рублей.

В пятницу вечером, заслышав рокот заходящего на посадку вертолёта, Локтев кинулся сперва к окну, потом прочь из гостиницы:

– Кажется, за нами прилетели!

– Ты как узнал? – усомнился Павел, догоняя его.

– По звуку: не здешняя машина!

– Ну-у?! – не поверил Павел и потом долго смеялся, убедившись, что Локтев был прав: – Во как они нас выдрессировали – машины по звуку узнаём! Ну и спец!

В субботу утром они, наконец, вылетели из Туры…

Ханитов тревожную новость узнал одним из первых. Он сидел почти на самом верху горы, сложенной из экспедиционного груза, ближе всех к лесенке, ведущей в пилотскую кабину. Справа от Валерия сидел Соломин, слева, чуть пониже, Тамара. Лесенка, оказывается, была рабочим местом штурмана вертолёта. Стоя на одной из ступенек её, штурман верхней своей половиной находился в пилотской кабине, нижней – в грузовой. Для него имелось специальное откидное сиденье, но он почему-то не пользовался им. Переминаясь с ноги на ногу, штурман время от времени задевал каблуками спину Валерия. Он на такие пустяки внимания не обращал, его мысли занимала Тамара. Поэтому, даже тогда, когда штурман особенно долго, и на этот раз больно, колотил ему ботинками в спину, Валерий готов был перетерпеть и не оборачиваться, но вдруг услышал сквозь грохот работающего двигателя, как штурман прямо над его головой сказал кому-то:

– Горючее кончается!

Оказалось, начальнику партии Соломину. Валерий видел, что начальнику это сообщение не понравилось, скоро беспокойство задело всех, но никто ничего не предпринимал. «Сядем, а потом как же? Подвезём бензин?» – задался вопросом Валерий, но ничего не мог себе ответить, летел он вертолётом впервые, впервые должен был ходить по тайге. Поэтому лучшее, что пришло в голову, посмотреть: как Павел?

Павел казался спокойным – значит, выход какой-то есть. Это придало Валерию уверенности, и он незаметно от всех полуобнял Тамару, дотягиваясь пальцами из-под мышки до её груди – чтобы успокоить девушку и подбодрить в опасный для жизни момент. Он даже почувствовал себя немного героем, лихим таёжным волком, который перед лицом смерти ведёт себя мужественно, являя образец для подражания… Нет, со смертью он, пожалуй, загнул – ничего, разумеется, не случится, а вот потом, в дикой тайге, перед лицом невообразимых трудностей: голода, холода, свирепых зверей… пробираясь через горные кручи и лесные завалы, форсируя бурные потоки… Тогда он станет надеждой и опорой всей партии.

Эти мысли всё же были на втором плане; душа его вся переместилась в ладонь, которая уже полностью накрыла упругое полушарие девушки.

Она не отстранилась, только вдруг плотно прижала локоть, и теперь он не мог ни продвинуть руку вперёд, ни убрать назад. Было неясно, чего больше в этом её движении: стремления остановить воровские действия или же, наоборот, удержать руку возле себя. Горячий ток, идущий от её упругого тела, – волна за волной – прокатывался по всему телу, заставляя сердце Валерия мощно и радостно биться. Это биение через ладонь возвращалось к ней и звучало, сливая души воедино, как клятва: «Что бы ни случилось, мы – вместе!»

Так хорошо, как никогда.

На мгновение Валерию показалось, что их безмолвный разговор услышали – так стало тихо, но тут же он понял: заглох двигатель. Мурашки пробежали по телу. Замерев, сжался в ожидании страшного удара, но всё оставалось по-прежнему, только вместо рокота – тишина. Валерий непроизвольно потянул руку к себе, словно хотел прижать девушку – укрыть от опасности. Она прижалась к нему и замерла. И холодок, прокравшийся в грудь, исчез, испарился под жарким напором жизни.

Случилось что-то очень важное в их судьбе. И стало стыдным и мелким всё, что занимало его последние дни, часы, минуты: и похотливая – уже не первая – попытка добраться до груди Тамары, и «геройские» мечты, и многое другое…