Грим - Приключения в приличном обществе

А утром, едва златокудрая Эос, раздвинув занавес мира, зажгла восток, я был разбужен грохотом, донесшимся из Варвариной спальни. Полуодевшись, я кинулся туда, рванул дверь, вообразив с перепугу, что там обрушился потолок.

Но на первый взгляд ничего особенного не произошло. Всего лишь свалила ночной столик. Но, чуть приглядевшись, я обнаружил на лице Варвары то самое блаженно-бессмысленное выражение, которое бывает у идиотов или детей. Взгляд, обретший первоначальную невинность. И ничего садовничьего, к чему я почти привык, в этом лице не было.

Я не знал, рыдать или радоваться обретенной ею невинности, вновь видя перед собой сырой исходный материал. То, что эта садовникова смоковница избавилась от его растлевающего обаяния, ей придется только к лицу. Но с другой стороны, при столь слабом закреплении материала, самое утонченное воспитание надолго ль удержится в ней? И что на этот раз явилось причиной внезапной амнезии? Какой стресс? Я вспомнил свои недавние пожелания по поводу забвения вчерашних прискорбных событий и ужаснулся им. Хотя конечно, не только мысли мои были этой катастрофе причиной.

Если отбросить все чудесное и обратиться к науке, то, наверное, можно найти ее болезни название. Методы лечения должны быть. Обнадеживающие прецеденты. Не исключено, что мы все потенциально тому подвержены. Наш мозг слеплен из тех же липидов, и ждет только случая, может быть, чтобы вырваться из обжитого пространства-времени в бесконтрольную бесконечность, стряхнув с себя путы памяти, затрудняющие стремительный мысли полет. Замечаю, что впадаю в противоречия. Ну что могут быть за мысли без образов, без слов? Без общепринятого понятийного аппарата, оформляющего смутные мозговые импульсы в более или менее им адекватную прямую речь? Но настаиваю, что у мысли есть более надежные субстанции, нежели образы и слова. Не оставляющие в памяти никакого следа.

Мы помним - не помним наши прошлые жизни, как помним - не помним сны. Составляющие значительную часть нашей жизни, тем не менее. И даже из прожитого наяву мы помним ничтожно мало. Мне ли, имеющему опыт двух жизней, того не знать? Но ведь кольнет иногда холодной иглой. Ветром плеснет или волной накатит. И только успевай облекать в образы. Платона бы сюда с его анамнесисом.

Платона я, конечно, отменил, но психиатра, которому покровительствовал, ни на минуту не упускал из виду. И может быть, кого-нибудь из светил привлечь. Терпеливые терапевты душ человеческих иногда творят чудеса. Навалившись консилиумом, может быть, удалось бы ее несчастье хотя бы диагностировать. С помощью науки и магии вправить мозги. Но ее деньги, грозящие нам, грехоподельникам, непременной бедой, не позволяли пока осуществить это намерение. Возбуждать в ком бы то ни было профессиональные интересы глупо и гибельно.

Хорошо, садовник не успел о ней доложить работодателю. Разве что со знакомыми поделился. Однако вряд ли его информация была воспринята ими с особенным подозреньем. Подумаешь, девица. Многие возят за собой гаремы девиц.

Кстати, бродили по городу слухи, что где-то в наших краях путешествует падишах. С целью пополнить свой оскудевший гарем - после возникшей среди жен поножовщины - делает заманчивые предложения. Собирается и нам нанести транзитом визит. Мотыгинские, всякую нелепость воспринимая всерьез, строили на этот счет далеко идущие планы. Имея девицу со внешними данными, прочили ее падишаху в жены. В обмен на ответные с его стороны любезности, вероятно. Девкину девственность оберегая, держали несчастную взаперти. То ли породниться хотели через нее с восточной державой, то ли деньги на предвыборную кампанию надеялись с падишаха содрать. Нас эти их чаяния мало трогали. Так, упомянул, коли уж к слову пришлось.

Следуя примеру садовника, я завел в рабочем столе клетчатую тетрадь. Но не для того, чтобы вписывать в неё всякие спорные умозаключения. Не события собственной биографии запечатлевать. Это будет дневник наблюдений, или скорее, история болезни, а еще лучше - выздоровления и воспитания девицы Варвары от самого ее младенчества до обретенья себя. Позже эту тетрадь беспощадно уничтожит огонь. Но благодаря тому, что я в то время оттачивал слог, упорно корпел над словом, многие фрагменты я и сейчас помню отчетливо.

Тут же поправлюсь: имя Варвара я отменил, придав забвенью вместе с ее недалеким прошлым. Новое имя - Ева - первым пришедшее мне на ум, прижилось и осталось.

Ты - Ева, а я? Адам, Адольф? Нет, я не склонен стенать о потерянном рае. И отвращение к истреблению народов у меня в крови. Буду твоим Димой, Дима - первое слово, которому я ее научил. Будем учить и другие слова. Строить твой мир заново.

У нас не столь много будущего, чтобы заново во всех подробностях переживать прожитое. Поэтому я здесь не буду останавливаться на ее первых шагах в новом качестве. Не буду вдаваться в подробности избитых бытовых проблем. С ними я кое-как справился.

Теперь она охотно проводила время со мной. Вертелась около. Чем бы я ни был занят, пребывала при мне. Я накупил ей множество книг с цветными картинками. Она мгновенно освоила азы и буки. Очень скоро научилась усваивать связный текст. Косноязычный детский лепет сменила прямая речь. Руслана с Людмилой, о которых и раньше я ей на ночь почитывал, ей оставалось только припомнить. Вещей забытые названья легко укоренялись в ее голове. Опять невольно приходит на ум Платон.

Интенсивная работа происходила в ее мозгу. Я не мог нарадоваться на наши успехи. Пусть все плохое стремится к нулю, хорошее - к бесконечности. Как всеми школами педагогики узаконено, параллельно образованию шло воспитание. Правила примерного поведения, насколько они мне самому были ведомы, я ей преподал. К ее услугам был целый заповедник декалогов. - С садовниками не прелюбодействуй. Голая не гуляй. Чти Диму, наиближнего твоего.

Я подарил ей кошку. С кошкой они сошлись.

Сад как-то оскудел без садовника. Листья скрутило тлёй. Я пытался за ним поухаживать, но сей скорбный сад всё хирел. Розы увяли, ягоды все осыпались. На яблоки навалился червь, и много пожрал за два дня. На той, что росла в центре, все плоды почернели и высохли. Тряхнешь - и сыплются черные камни, словно застигнутые врасплох грачи. Как одинокая девушка, чья никому не нужная нежность тяготит ее самоё, она все более замыкалась в себе. Видимо, ее вегетативная душа плохо переносила разлуку. Хотя мне все чудилось, что садовник где-то поблизости. Он всюду незримо присутствовал, как валун-невидимка в Саду Камней, прячась за строениями и стволами, приминая траву, гремя по ночам жестяной утварью. Витали запахи. Я б непременно его выследил и истребил, будь я Адольф или Альфонс.