Грим - Никита Никуда

- Стрелять, так стрелять, - сказал я, смахивая невольно навернувшуюся слезу.

- Жаль, жаль, Геннадий Романистович, что договориться нам не удалось. Непрожареный получился сюжет.

- Зато с кровью.

- Жизнь не цените, как всякий случайный дар, - с досадой произнес Кесарь. Он оглядел пространство. Мне показалось, что оно стало шире - как для поля боя полубогов. - Что-то майор замолчал. Уж не окружил ли нас в одиночку? Ах, как это нечестно. Мы же открытые, все на виду.

Я представил себя на месте пожарного, в огне, во гневе, негодующего, огнедышащего, сжимающего в потной руке пистолет. Пули томятся в гильзах. Раздраженное оружие сотрясает правую кисть. Трепещет, сдерживается из последних сил, чтобы не выстрелить. Пистолет - у него своя железная логика.

- Постой, пистолет, не стреляйте, патроны, - пропел или продекламировал Толчков.

Но пистолет выстрелил. Вероятно, майору не удалось его удержать. Очевидно так же расценил инцидент и Кесарь.

- Мы не ослышались? Это выстрел? Огонь на поражение или на изумление? Не стрелять! А то в меня попадешь! - рявкнул он в сторону Константина, который вывалился из машины и залег. С водительского места джипа выпал шофер.

Но еще раньше, чем он это произнес, я, моментальней, чем вспышка магния, метнулся к двери, чтобы выпустить очередь, но, еще не достигнув проема, стрелять передумал, а чтобы в самого, выстрелив, не попали, рванулся влево, кинулся вправо, потом назад под прикрытие стен.

Выстрелов в меня не последовало. Более того, никто даже оружия не поднял. Толчков все подбрасывал и ловил гранату. Жимов просто стоял. Кесарь же так и покатился со смеху.

- Что это было, майор? Танец задержания? Он и в таинства танцев тебя посвятил?

Этих скудных секунд, затраченных на маневр, мне хватило, чтобы понять, что к убийству я не готов. Сноровка была, но не хватало решимости. Это меня огорчило. К тому же стало стыдно за 'танец'.

Снаружи после веселья образовалось затишье. Я выглянул в оконный проем. Мотня зигзагами уходил в лес. Собаки от первого выстрела разбежались. Кесарь с подручными о чем-то совещались вполголоса. Двое лежали в невысокой траве, выставив перед собой стволы.

Маринка, присев, заглядывала в щель, потом, перебравшись с корточек на карачки, отбежала к противоположной стене барака, волоча за собой автомат. Я вновь выглянул: Кесарь отступил, прикрывшись джипом. Жимов, не скрываясь, с торца обходил барак с засевшим майором. Толчкова не было видно. Наверное, тоже решил к нам с тылу зайти. Маринка делала мне рукой знаки, из которых я понял, что так оно и есть.

- Атакуйте! Ату! - донесся до меня голос Кесаря.

Толчков, с гранатой в руке, стоял метрах в пяти от стены и выбирал отверстие, в которое бы ее сунуть. Потом, отчаявшись в подходящей, бросил ее на крышу, в надежде, что она сама найдет себе щель - крыша была как решето. Но граната подпрыгнула, ударившись о доски рядом с коньком, и покатилась вниз. Толчков же тем временем анимировал другую, выдернув из нее чеку. Он делал второй замах, когда первая упала и сработала у его ног. Осколками хлестнуло стену, а секундой позже еще громыхнуло. Хотя и первой гранаты достало бы для того, чтоб неудачливого гранатометчика разнести вдрызг.

Я вернулся к двери и выставил автомат. Выглянул. Правый косяк царапнуло пулей. Царапнуло левый: кто-то вел по мне прицельный огонь. Жимов, стреляя, шел на майорский барак: его пистолет метал молнии. Скоропалительность, с какой стрелял, и целеустремленность, с которой двигался, не допускали мысли о том, чтоб он еще и на меня отвлекся. Кесарь за джипом прятался. Толчков гранатами себя забросал. Константин, догадался я и выпустил в место, где он залег, короткую очередь. Приподнялся, было, шофер, я заодно и в него выстрелил. Он упал и уполз за другое укрытие. Третьим выстрелом с меня снесло шляпу - а могло бы и башку снести, судя по отверстию, которое образовалось в тулье. Я поднял шляпу и, рассмотрев, нахлобучил ее вновь. Ибо стал себя неуютно чувствовать вне ее.

Маринка вернулась к окну и, сунув в него ствол, выпустила на волю несколько пуль. Надо было выручать пожарного. С ограниченным боезапасом долго ли он простоит? Выманив у него все патроны, Жимов просто войдет и убьет майора в упор. Я сменил дислокацию, пристрелянную неприятелем, и с новой позиции дал по бандиту длинную очередь. Целился я тщательно. Одним из выстрелов я, несомненно, поразил пиджак, я видел, как пола его дернулась. Но Жимову - как удалось прошмыгнуть меж другими пулями? Ветром от него беду отвело? Что-то спугнуло пули? Или я по-прежнему бессознательно пасовал перед убийством?

Я выпустил по нему еще несколько коротких очередей, потом, заменив рожок, еще. Я стрелял до тех пор, пока слепой случай, манипулируя пулями, не направил в него одну из них. Жимов упал, оба его пистолета вывалились из рук, которыми он принялся лихорадочно себя ощупывать. Он с полминуты щупал себя, и лишь окончательно убедившись, что убит, умер, вытянувшись на спине параллельно бараку, устремив зеницы в зенит. Я перенес огонь на залегшего у джипа Константина.

Из майорова автомобиля шел дым. Не знаю, что уж там тлело, открытого огня не было, но дыму валило столько, что стрелять приходилось почти наугад. Я даже не сразу заметил, что из барака - как раз из того, который я ему мысленно рекомендовал - выбежал майор и занес для броска руку, успев рухнуть на землю за пару секунд до того, как брошенная им граната разорвалась - в фатальной близости от Константина, покорежив джип. Вероятно, и шоферу досталось - он был ранен или прикидывался таковым. Во всяком случае, сразу образовалось затишье.

В дыму из-за джипа показался мужской силуэт.

- Не стреляйте...- донеслось до меня. - Я иду, Кесарь... Где мои корона и трон?

Оружия в руках его не было, я без опаски, а вслед за мной и Маринка, вышли навстречу ему. Двигался он, зигзагами, не вполне понимая, куда. Очевидно, контужен был. Он что-то еще прохрипел, я не расслышал, а из-за моей спины прогремел одиночный выстрел. Я оглянулся: Маринка с ликующим видом - стволом назад - подняла на плечо автомат. Кесарь же рухнул навзничь, да так, словно не на девять граммов потяжелел, а будто под тяжестью небосвода, который устал держать.

- Патроны кончились, - сказала Маринка.

Мы приблизились. Кесарь был жив, но на груди расцветала рана. Губы его шевелились. Я прислушался.

- Ветер пошаливает, ковчег покачивает... Вира...Майна малиновая... То-то гляжу, поднебесье не то...

Кровь из груди выходила толчками, но говорил он разборчиво. Подошел майор и тоже прислушался.

- Жил тихо, незаметно, вежливо.... - при полном нашем молчании выдавливал из себя Кесарь. - Жизнью наружу, смертью внутрь... Вызывал в народе симпатии. Не воришка, не нувориш. Всего добровольно добился сам. Любил, как все, деньги и демократию. И этот подлунный мир в подлиннике... Крупным людям и не везет по-крупному. Пуля-дура, да стрелок не промах. Убили... Обидно... А мог бы и сам убить.