Грим - Никита Никуда

- Вдохновенно. Аплодирую. Прямо картину ада нарисовал, - сказал левиафан. - Ты мне, майор, Ид не дури. Христос воскрес, ну и я воскресну. Следующая тысячелетка будет тысячелеткой качества. Период цветущей сложности, процветание и профицит. Объявим в стране жизнь вечную, и будет град Божий и граждане в нем счастливы во веки веков.

- Мечтай, мечтай. Мечты твои в мочу попадут, а добрые дела претворятся в кал. А как же прохвосты, слюни? Они ведь тоже являются частью тебя.

- Изблюю этих блядей.

- А со мной что?

- Ступай, капитан. Верю, что любишь меня.

- Отпускаешь меня на свободу?

- Человек в этом мире может быть стопроцентно свободен, только будучи мертв.

- Так открой пасть, выпусти. А там поглядим, кто из нас более жив.

- Хочешь обратно в болото попасть? Нельзя войти в этот мир через одно и то же отверстие дважды. Дважды можно только в лужу войти. Ступай, сам себе выход ищи. Иначе будешь и мне бесполезен, и себе смысла не обретешь.

Полковник не без душевного трепета обратил взоры вглубь. Свет фонаря выхватывал лишь незначительный участок пути, по которому его отправляло чудовище. А далее, за изгибом, что-то бурлило, клокотало, чавкало. Ветры, движение газов, серией мелких взрывов поднятых ото дна.

Над ним что-то ритмично ухало. Сердце, догадался он. Странно, что до сей поры он никакой сердечной деятельности не замечал. От желудка к печени вела воротная вена. В ней струилось, пульсировала густая, тяжелая, древняя кровь, черная, словно нефть, так что кровеносный насос едва справлялся с ее прокачкой по разветвленным артериям и капиллярам. Сердце нет-нет, да и давало сбой.

- Тебе сердце бы подлечить, - сказал полковник.

- Что его лечить - кардинально менять надо, - сказал левиафан.

Полковник сделал шаг, и урчанье в животе усилилось.

- Что-то урчит и клокочет в кишечнике. Ну и запахи же выдает!

- Так то ж перистальтика, - сказал левиафан. - Кишечник же своим делом занят. Не мысли ж ему выдавать. Странно будет, если не сказать гибельно, когда печень начнет думать, почки пульсировать в ритме сердца, а мозг отрабатывать и откачивать мочу. Я ведь тоже не сам по себе. Тоже ведь в брюхе Божьем.

- В брюхе или все таки в лоне?

- В брюхе, капрал, в брюхе.

Продвигаясь согласно прихотливым изгибам кишечника, разжалованный в капралы полковник держался настороже, стараясь, однако, не думать о том, куда заведет этот извилистый путь.

Среда путешествия оставляла желать лучшего. Несмотря на заверения Тиамата о своей розовости, внутри ничего подобного не было. Слизь зеленая покрывала стены кишечника, так что его естественный цвет трудно было определить. Большая его часть заросла отложениями, напоминающими коросту, местами же он был тонок, почти прозрачен, и сквозь него бывали тогда видны ветви солнечного сплетения и черные капилляры, сетью покрывавшими внутреннюю часть брюшины.

Под ногами взрывались и лопались пузырьки газа, чавкали вязкие массы, прямо в них вызревали синюшные головастики, так что о качестве будущего потомства уже сейчас можно было судить. Эмбрионы вповалку, словно некий хлам, были свалены меж останков каких-то существ с намеками на монголоидное происхождение: это левиафан с незапамятных времен переваривал труп своего победителя. Попадалась и белая кость, и останки явно арийского происхождения. Порой плотность масс и загроможденность останками достигала такой тесноты, что приходились, извиваясь, как червь, продираться ползком сквозь это непроходимое княжество. Да еще внутренние паразиты то и дело преграждали путь и мешали движению, уютно и даже лениво устроившись в теле хозяина, в самой середине его среды. Глисты, аскариды, цепни и прочий внутренний вор, и даже неизвестно как и кем сюда занесенная гороховая тля. Рука полковника устала махать саблей, налево и направо рубя, многие паразиты были им уничтожены, но вряд ли все.

В самой его захолустности, в тупичке аппендикса кто-то прятался, выдавая себя дыханием. Полковник только что, орудуя сабелькой и ногами топча, уничтожил очаг аскаридоза и еще не отошел от пыла битвы и отвращения. Он и тут занес, было, сабельку, но его остановил голос, в котором отчаяние и надежда, радость и ужас сочетались в различных пропорциях:

- Господин полковник!

- Поручик? Вы-то как здесь?

- Я-то? По медным трубам. Брел-брел...

- Не вы ли выглядывал с фонарем?

- Я, наверное. Но погас фонарь. Вот я и затаился.

- Нельзя ли по этим трубам на волю нам выйти?

- Нет, там закупорено. Ну, я брел-брел...

- Зачем же ты влез?

- Так ведь медная.

- Какая же она медная?

- Это уж я потом догадался. А вы-то как сюда?

- Я-то? Я через пасть.

- Через пасть?

Полковник вкратце объяснил ситуацию.

- А я как раз про это стих сочинял. Но еще не знал, что про это. Сидел и сочинял тут его. Вот, послушайте: Не красавица, не чудовище, //Ты мне..

- Не время, поручик. Нам прежде всего надо подумать о том, какой путь исхода отсюда избрать. Евреи через пустыню двигались. Но у них был Моисей. А у нас ни Моисея, ни иного мессии. А вместо пустыни - прямая кишка. И вот она - воля. Видите, словно бы свет, как в туннеле, светится? Но что-то мне подсказывает, что, пройдя сквозь потроха, выйдешь дерьмом и вовеки дерьмом останешься. Никакого очищения не произойдет. Загадал мне загадку сфинкс.

Продвигаясь по своему извилистому пути, полковник не заметил, а сейчас обратил внимание, что массы под ним медленно, но неуклонно движутся по направлению к своему естественному исходу и влекут его и поручика туда же. Казалось, и выбора у них другого не было, как дать пассивно себя увлечь, разве что двигаться туда же, но с большей, чем массы скоростью.

- Не улыбается мне, поручик, чтоб моё путешествие во чреве кита закончится таким образом, - сказал полковник. - И надо бы поспешать: а ну как начнёт тужиться?

Сказав это, он поднял клинок и полоснул им по стенке кишечника. В образовавшееся отверстие хлынула кровь. Следующим ударом он рассек ткань так, чтоб можно было в него протиснуться.

- Лезьте за мной, Смирнов, - сказал полковник, вновь занося шашку и рассекая ею мышцы брюшины. Крови на этот раз вылилось гораздо больше, чем при прободении кишечника. Панцирь левиафана был набран из толстых пластин, которые ради гибкости неплотно сходились, так что между ними, изорвав одежду и исцарапавшись в кровь, они кое-как протиснулись.

Выйдя через открытую рану, они огляделись.

Сверху в отверстие, похожее на нарождавшийся полумесяц, сочился свет. Поручик первый догадался, что это неплотно прикрытый канализационный люк, а стояли они на дне бетонного колодца, который оказался довольно просторен. Вверх вела ржавая лестница. Вернее, скобы, влитые в бетон и составлявшие часть его арматуры. Полковник подергал скобу, пробуя ее на прочность.