Анна Лихтикман - Поезд пишет пароходу

Теперь бегуны из той группы ожидали своей очереди выйти на сцену.

— А где Гидон? — спросила вдруг одна из старух другую.

— Не знаю. С утра его не видела.

Мага вдруг почувствовала, что отца нет. Его не было здесь, в парке, и не было в номере — она это откуда-то знала. Она пошла к корпусу, в котором он жил. Улучив момент, когда на аллее никого не было, прильнула к его окну. Полутемная гостиная выглядела строго и грустно, как часто выглядит комната, оставленная хозяином.

В конце концов, он ведь мог уехать в гости, мог встретить какую-то дамочку и зависнуть у нее со вчерашнего вечера. Но в желудке у Маги словно сквозило от неплотно прикрытой форточки — такое происходило с ней очень редко, и всегда оказывалось, что чувство не подвело. Позвонить Зиву? Но тогда придется рассказать ему про то, как отец дымит на задворках, и про его приятеля — бездомного фрика с мешком конопли. Она обошла парк два раза, заглянула в ближайшие магазинчики — отца нигде не было.

— Давай подождем до ночи, — сказал Зив, когда она все-таки решилась и позвонила. — В случае пропажи взрослого человека ждут двое суток, но мне ли тебе объяснять, что, когда речь идет о Ките, стоит выждать неделю. Да ты знаешь, сколько раз он вот так исчезал?

— Знаю, но это было раньше, а теперь он уже немолод и у него проблемы с сердцем.

— Хорошо, давай договоримся, что если к ночи он не объявится, я поговорю с ребятами из отделения и попрошу, чтобы дали добровольцев, прочесать парк и всю долину. А пока подождем. Поезжай домой, отдохни.

Обходить парк в третий раз, наверное, бессмысленно. Но что же делать? Просто сидеть и ждать? Что она знает о нынешних привычках отца, о его маршрутах? Она побывала на самых дальних аллеях парка, заглядывала во все закоулки на задних дворах и, конечно же, была у той свалки бетонных блоков, где недавно видела отца в компании Даниэля. В Пузырек она даже не заглядывала — откуда-то чувствовала, что отца там нет. Даниэль — вот кого хорошо бы сейчас как следует потрясти, только вот, если рассказать все Зиву, дело осложнится.

Корпус, в котором поселился Кит, был далеко от убежища Даниэля, на противоположном краю парка. Она решила подождать здесь и огляделась. Кое-что изменилось: исчезли заросли розмарина, окружавшие лужайку. Теперь по периметру стояло несколько прилавков с брошюрками, а у самого края, там, где нижняя из террас парка подходила вплотную к газону, возвышался огромный голубой мозг. Он слегка раскачивался из стороны в сторону. Из недр мозга доносилось гудение — это компрессор накачивал в него воздух. Эту штуку, кажется, соорудили сегодня ночью. Отец, наверное, заснуть не мог от шума. Видимо, разозлился, да и поехал с утра пораньше к кому-нибудь из друзей. Версия казалась убедительной, но все-таки Мага не могла заставить себя идти домой, как советовал Зив. Она уселась на траву и тут вспомнила, что в ее сумке лежат листы из синего дневника. Сегодня утром ей пришло в голову, что у нее найдется время их почитать.

Я мало запомнил из того отпуска на море, но компания там была неплохая. По вечерам мы жарили мидии прямо на берегу и рассказывали страшилки. Лучше всех получалось у моего троюродного брата. Он рассказывал о похитителях тел. О том, как случайно нашел под водой их логово. Вначале он долго нырял в том месте и порезал ногу, потому что поскользнулся на водорослях. (Я до сих пор помню эти водоросли, что гладят тебя, как волосы утопленников. А если наступить на них, окажется, что они скользкие, словно намыленные.) А потом он увидел первый акваланг, врытый в песок вертикально, как могильный памятник, а вслед за ним и остальные — кладбище аквалангистов, расположенное на дне моря. «Под каждым, — утверждал брат, — лежит Черный Аквалангист. Но это днем он лежит. А ночью выплывает на охоту. Так они зарабатывают: хвать за ноги одинокого ночного купальщика, а потом — нате вам, родственнички, тело за денежное вознаграждение». Если бы я поверил ему тогда, то обязательно бы спросил, на кой мертвым аквалангистам деньги. Самое удивительное, что та история, та страшилка, стала для меня чем-то вроде колыбельной. Я закрывал глаза и видел аквалангиста, который выплывает на ровное светлое место — подводную полянку. Он, разумеется, не собирается хватать кого-то за ноги и тащить вниз. Наоборот, он давно хотел остаться один. Пловец останавливается и вдруг снимает акваланг. Снимает буднично, как снимают рюкзак, словно он не под водой, а в лесу, и можно наконец-то сделать привал. Но вот его внимание привлекает что-то в дальнем конце полянки. Иногда я гадаю, что это может быть. Гигантский скат или стая мелких красных рыбок, которые, ни на секунду не снижая скорости, все как одна поворачиваются боком, словно кто-то взмахнул красным с серебряной изнанкой платком? Нет, таких чудес он наверняка и раньше навидался. А значит, там, куда он всматривается, происходит что-то совсем волшебное. Он делает несколько робких первых шагов, затем идет быстрее. Я с удовольствием провожаю его взглядом, пока он не скрывается за подводными скалами. И вот уже другой аквалангист, точно такой же, облитый черным блестящим гидрокостюмом, выплывает, как на сцену. Один черный аквалангист, два черных аквалангиста, три черных аквалангиста… На полянке брошенные как попало акваланги. Никакое это не кладбище, просто сваленная в кучу поклажа.

Маге захотелось перечитать эту запись с самого начала. Где-то там, среди строчек, образовалась полость, в которую упало одно воспоминание. Наконец Мага нашла это место: «Пловец останавливается и вдруг снимает акваланг. Снимает буднично, как снимают рюкзак, словно он не под водой, а в лесу, и можно наконец-то сделать привал».

Почему в этот момент она вновь вспомнила отца? Как с ним связано все это: человек, который стоит на морском дне, озираясь, словно на полуосвещенной сцене, и потом, увлеченный чем-то невидимым, уходит куда-то за кадр. Ну да, точно, за кадр! Она видела это в кино. Фильм про подводных ныряльщиков, которые соревновались, кто продержится под водой дольше, — они смотрели его вместе с отцом. Кажется, тот фильм был последним из тех, что они смотрели. После него старый кинотеатр закрылся. Те двое друзей в фильме понимали друг друга лучше, чем близкие люди, которые их любили.

— Но ведь они помогают друг другу побыстрее умереть, разве так можно? — спросила тогда Мага отца. Это был один из тех «вредных для ребенка» диалогов, которые они никогда не вели при маме, но та чуяла их, словно они были написаны у Маги на лбу.

— Возможно, смерть в этом фильме — просто метафора, — ответил Кит. — Они дарят друг другу не смерть, а свободу и тишину.

— Тишину?

— Именно. Когда-нибудь и тебе это понадобится — убежище, где ты захочешь отсидеться.