Сергей Носов - Хозяйка истории [В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем]

— Что за глупость говоришь? Кто меня может забрать?

— Партия и правительство. Не знаю кто. Руководство Программы. Еще кто-нибудь.

Шучу как бы. Место не лучшее для серьезного разговора. Но Володька уже сам завелся.

— Во-первых, если что, и без меня справятся. Я тут звено не главное. Вон уже сколько натренировано. На тренажерах… А во-вторых, ты у нас единственная, и я что-то не верю, что их поиск чем-нибудь увенчается…

— Это, конечно, приятно слышать, что я «у вас» единственная, но мне бы все-таки хотелось, чтобы ты сказал «у меня».

— Я и говорю, «у меня». Единственная. У меня. Ты.

— Однако, в Крым ты без меня собираешься.

— Так ведь я же в командировку.

— Без меня.

— Так ведь ты ж заболела.

— А с кем?

— Вот дура! Один! С кем же еще? Ни с кем! С группой специалистов. Там, кстати, ни одной бабы нет.

— Что же вы будете делать возле Брежнева с Брандтом, если нет ни одной бабы?

— А ты думаешь, это такое большое событие — Брежнев с Брандтом встречаются? Ну и что? Ничего особенного. У них уже все решено. Подпишут бумажки, вот и вся встреча.

— Зачем же меня тогда тоже хотели взять?

— Чтобы ты отдохнула. Вместе со мной.

— Вот уж в это я никогда не поверю. Я знаю наш Отдел. Им нужна подоплека. Подоплека событий.

— Подоплеку можно и здесь организовать, — показал на альков.

— Там легче. Там контрастнее.

— Лена, может, это и так. Но сказать всего я тебе не могу, и не мне тебе объяснять почему. Тем более здесь. Я сам многого не знаю. Жаль, конечно, что тебя не будет. Ну, не расстраивайся. В Париж-то мы точно вместе поедем.

Вот как?

Брежнев, оказывается, в ноябре собирается в Париж — к Помпиду. Для меня это новость. Полетит генерал, и возьмут нас в числе советников.

Париж так Париж. Стали спорить, как фамилия того инженера — Эйфель или Эффель? [56] Эйфель. У французов ударение на последнем слоге. А башня — Эйфелева.

Потом обсудили поля Елисейские. Володя утверждает, что это никакие не поля, а улица. Вроде улицы Горького.

Ему хочется отдохнуть от меня. Это естественно.

За последние года три мы не вместе первые дни будем. Ночи, вернее.

13 сентября

Скука — ужаснейшая…

14 сентября

Очень смешно, когда гинеколог прикидывается терапевтом. А сексолог — едва ли не священником.

Скука ужаснейшая.

У меня капризы, и они им потакают.

Кровь из вены — дала.

15 сентября

Есть тут таинственный автомат. Уж больно способный. А что до способа — то способ «самый (сказано) прогрессивный».

Я любопытна. Но не настолько.

16 сентября

Крым. Новости. «Встреча будет продолжена во второй половине дня».

Во второй половине дня у меня болел низ живота. Никому не сказала.

17 сентября

Энцефалограмма.

Вся голова в электродах, как в бигуди, а ты сидишь с умным видом и изумляешь их, а чем — самой не известно. Но — изумляются. Импульсами головного мозга.

Хуже всего, в этом учреждении даже поговорить не с кем. Пробовала читать — бросила. Скука. Ничего не хочу.

На первой полосе «Правды» — итоги встречи в Крыму.

А я ревнива.

Даже очень ревнива.

18 сентября

Может, меня опоили? Утром дали стакан какого-то сока, с витаминами — похожего на гранатовый. Зелье приворотное. К «самому прогрессивному»?

Я же сказала себе: не выйдет.

Алевтина Геннадиевна, просто Аля. Со вчерашнего дня мы с ней на ты, мой доктор-куратор и в некотором смысле……… [57] Пропуск в рукописи. , поведала мне кое-что о себе.

С обезоруживающей откровенностью.

Обезоруженная ее откровенностью, я просматривала, сама не знаю зачем, графики, таблицы, диаграммы — в общем, результаты исследований ее, как она выразилась, естества, причем «самым прогрессивным способом».

Как бы Пастер, делающий сам себе прививку. Это она.

А для меня — пример трезвого отношения к делу. С их точки зрения. («Без предрассудков!»)

Вот и вышло [58] Во втором абзаце настоящей дневниковой записи употреблено выражение не выйдет . Автор настоящих примечаний обещает читателю и впредь не забывать о психолингвистическом подходе к приводимым здесь текстам. : я о ней знаю едва ли не все, притом что и знать не хочу, а она обо мне и того не знает, что надо ей знать по долгу службы.

Я как бы обязана.

Работа у нее такая — исследовательская.

Аля замужем, любовника у нее нет, был три года назад санаторный с кем-то роман, все тогда и закончилось, а мужа она «любит и уважает», называет «хорошим» и «с тараканами в голове» и к сексу относится философски: личное не путает с интимным, последнее может и не быть личным — намек на мою ситуацию. Она меня старше лет на шесть, мы не были раньше знакомы, но я с ней на ты по ее предложению, хотя и схожусь очень плохо с людьми. На то и психолог, чтобы снять с меня что-то. Внутреннюю установку на –

«дистанцирование».

Это значит, ко всем у меня, кроме мужа, такое –

дистанцирование –

ко всем мужикам и не мужикам — ко всему, включая «самое прогрессивное».

Но ведь мой-то как раз дальше всех теперь, дальше некуда, как далеко. Никогда так далеко от меня не был. Не дистанцировался.

«А ты представляй, что ты это с ним. Или с другим. Твое право».

И:

«Как я».

И — датчики на голове.

А я не хочу. А я не согласна. Не выйдет. Как ты.

19 сентября

Завтра меня выпустят.

Доктор Аля рассказывала мне про своего «хорошего» — с тараканами в голове. Тяжелый случай. Сначала я думала, вызывает на откровенность, но потом поняла: ей и поговорить не с кем. Она говорила — я слушала.

Вечером пришел главный. Поцеловал руку, приветствуя.

— Благодарим вас, Елена Викторовна, за то, что вы согласились у нас побывать. Вы и представить себе не можете, как далеко за эти дни продвинулась наука.

Я улыбалась.

Он удалился довольный.

20 сентября

Провожали с цветами — после обеда. Володька приехал за мной на машине. Только что возвратился из Крыма. Загорелый. Красивый. Много купался.

— А еще? Еще что делал?

На Брежнева смотрел.

— А еще?

На Вилли Брандта.

Брежнев… Брандт… Солнечные ванны…

— Ну, ведь не за этим же ездил? Не только за этим?

— Я много работал… в основном над теорией…

— А не в основном?

— Гм, — он задумался.

— И с кем?

— То есть как?

— С кем ты работал, спрашиваю. Не в основном.

Он — мрачно:

— С ребятами.

Мне вдруг так стало обидно (мы уже домой приехали), так стало обидно за этот юлеж его, за то, что по капле выдавливаю, и за себя саму, дуру, на десять [59] На девять. дней запертую ни за что ни про что, — а он еще возьми и спроси:

— А ты?

В смысле: «С кем ты работала?»

Юмор такой.

Тут я и психанула. Да еще как.

Самой смешно сейчас вспоминать, что выкрикивала.