Канта Ибрагимов - Стигал

Он еще много говорил о своей общественно-музыкальной жизни, и я даже мельком уловил, что Шовда как-то иначе стала на него смотреть, а вот его отец совсем сник, голову уронил.

«А чеченцы, чеченцы есть в Австрии?» – меняю я тему.

– О! Их так много. И такие странные, бесцеремонные и даже наглые… Считают, что я должен их бесплатно лечить, и даже очередь не соблюдают.

– Но это ведь беженцы, у них денег нет, – вступилась Шовда.

– Какие «беженцы»? – возразил гость. – Большинство – бездельники и дармоеды. Работать и учиться мало кто хочет. Все им на халяву подавай. А я сам в Германии очутился без гроша в кармане. Улицы подметал, пиццу разносил, посудомойщиком был. Объедки ел, в подвале жил, и никто мне не помогал, и я ни у кого ничего не просил. А эти, не все, конечно, но есть такие – ничего делать не хотят. Даже язык не учат. В Европу бежали и ее же переделать хотят… А я им столько сделал, помогаю, а они надо мною смеются. А мой вид и мое пристрастие к музыке – им оскорбительно! А деньги у меня клянчить, лечиться бесплатно – не оскорбительно, – он развел руками. – А вообще-то, я давно понял, что настоящая музыка и высокое искусство – не удел чеченцев.

– Отчего же, – реплика отца. – Вот налицо опровержение всех твоих доводов, – и Маккхал указал в сторону Шовды, – девочка заканчивает консерваторию, кстати, куда ты не смог даже поступить. Завтра у нее дипломный концерт.

Наш гость замер, удивленно глянул на Шовду:

– Вы… учитесь, заканчиваете консерваторию?

– Да, – спокойно ответила Шовда.

– Имени Чайковского?.. И какое отделение?

– Вокальный факультет. Оперная подготовка.

– Не может быть! – изумился гость.

– Что значит «не может быть»? – возмутился Маккхал.

– Можно я пойду? – вырвалось у Шовды. – Мне надо подготовится.

«Да-да, иди», – жестикулирую я.

– Мы на связи. Пока! – Шовда уходит.

Немного погодя и наш гость засобирался. Маккхал вышел его провожать. Очень долго отсутствовал. А когда пришел – ни слова не сказал, лег лицом к стене, тяжело дышал. Потом, также не оборачиваясь, спросил:

– Ну как тебе мой сын?

Я одобрительно замычал, он даже не обернулся. А уже поздно вечером запиликал его телефон.

– Он звонил. Знаешь, что сказал? Перенес рейс на завтра. К чему бы это?.. Да пошел он, – бросил в сердцах трубку.

Следующий день у нас в палате тяжелый: Маккхала готовят к операции – клизмы. Я переживаю за Шовду – все-таки дипломная защита. А тут от нее sms: «Дада, этот „настоящий чеченец“ здесь. В зале. Ужас».

«Как он туда попал?» – пишу я.

«Не знаю… Защита ведь открытая… Уставился, как баран», – отвечает Шовда.

«Не волнуйся, не обращай внимания. Дала аьтто бойла».

«Дела реза хуьлда! Отключаю».

У меня в это утро несколько процедур. Я уже хожу на другие этажи и в другие корпуса. В промежутках проверяю телефон – Шовда еще не выходит на связь. А вернулся я в палату, Маккхал восторгается:

– Только что сын звонил. Он, оказывается, был в консерватории на защите Шовды. Просто в восторге! Потрясен!

Тут же я получаю послание Шовды: «Дада! Отл. Как я благодарна Тебе и Маме». Я ушел в ванную, глаза слезятся. А Шовда вновь пишет: «Вместе с подружками в кафе. Отметить. Можно? Я сегодня чуть позже буду. Как ты?».

«Ок! Сегодня вообще не приходи. Отдыхай. У меня все есть», – пишу я и думаю, как ей сейчас нужна была бы мать. Мне-то она все не скажет, а она пишет: «Дада, этот тип привязался к нам. Всех нас приглашает в кафе… Назвался моим родственником-земляком и даже патроном… Что мне делать с ним?». Я внимательно посмотрел на Маккхала. Тот сидит печально напротив меня. Я написал в блокноте: «Маккхал, ты о чем сейчас думаешь? Об операции?».

– Честно? – он грустно улыбнулся. – О сыне.

Я больше ничего не спрашиваю. Я понимаю, что он думает не столько о сыне, а о самом себе – где он виноват, почему все будущее стало под большим вопросом. И поэтому я Шовде ответил: «Шовда! Он не „тип“, а сын Маккхала. А ты уже взрослая, с высшим образованием. Поздравляю. Отдыхай. Ты заслужила». Не знаю, знал ли Маккхал, что наши дети вместе где-то в кафе. Но мы оба были напряжены, даже не общались, и этот день так растянулся. А они пришли вместе, поздновато. Шовда явно смущается, а нам европеец очень долго, на радость мне, описывал в подробностях ее выступление.

– Она потрясающая! Она была на голову лучше всех. Поверьте мне, это готовая солистка Большого, а ей предложили Омск. Сибирь!

Я с испугом посмотрел на дочь.

– Не волнуйся, – отвечает дочь. – Никуда я не поеду. У меня и здесь – правда, не Большой, без блата туда не попасть – есть кое-какие предложения.

– Конечно, будут. Такой талант! – восклицает наш европеец, он сегодня в очень эмоциональном настроении и продолжает:

– Папа, вот смотри, какое красивое, а главное, чисто чеченское имя дали ей – Шовда – Родник! А как ты меня назвал?

– У тебя очень красивое мусульманское имя, – воскликнул Маккхал и подчеркнул. – Было.

– Вот именно, – поддержал он. – Но я вот пообщался с Шовдой и принял два очень важных решения. Папа, только ты, как обычно, не возражай. Я не маленький… Первое. С ее подсказки я отныне буду не Ганс Мюллер, а Ганс Маккхал.

– О! – схватился за голову отец.

– Да, папа! И это круто! – выдал сын. – И второе, тоже по совету Шовды, а также видя наглядный пример… – он показал на меня. – Лечиться будешь в Европе. Я уже звонил к своим коллегам, проконсультировался. Все это – вчерашний день. И я не позволю этим мясникам так тебя резать… Так что собирайся.

– У меня завтра операция, я уже заплатил, – вполголоса возразил Маккхал.

– Деньги вернут. Не вернут, я тебе компенсирую. Собирайся.

Маккхал глянул на меня.

– Быстрее, быстрее убирайся отсюда, – жестами показал я.

Так я в палате остался один. Маккхал в день по нескольку раз мне звонил (sms писать он еще не умел, жизнь не заставила) – он пока живет в какой-то шикарной гостинице. Сын пытается ему в ускоренном порядке сделать загранпаспорт и визу. Я ему в ответ довольно мычу. И вот через пару дней Маккхал мне сообщает, что его дело почти решено – завтра они вылетают. Он очень благодарит и меня, и особенно Шовду. Мне как-то грустно стало – вот что значит сын… Хорошо, что в это время Шовда подошла, и буквально следом за ней появился этот Ганс Маккхал. Я понял, что между ними что-то случилось, какое-то напряжение, и Шовда явно смущена его появлением:

– Я пришел попрощаться, – сказал он, глядя не на меня, а на Шовду. – Я знаю, что это не принято. У чеченцев не принято. Но я считаю, что тут ничего зазорного, тем более предосудительного, нет.

Шовда еще более напряглась, только попыталась что-то сказать, а он ей:

– Молчите, мисс, когда мужчины, тем более чеченцы, говорят.