Аманда Проуз - Дитя клевера

Дверь им открыла уже другая, более молодая монахиня, которую звали сестра Мария. Девушки торопливо выходили из своих комнат в коридор и строились парами в две шеренги. Дот смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами, пытаясь понять для себя, как здесь все устроено. Интересно, как бы ко всему этому отнеслись Барбара или ее мать, невольно подумала Дот, забыв на мгновение о собственной матери. Но Джоан вообще не нравилось все, что натворила Дот, а потому искать сочувствия у нее… Впрочем, и про Барбару тоже придется забыть надолго. Ведь Дот отправилась на ферму в графстве Кент. Два ряда, в каждом не меньше десяти девушек, неспешно двигались по коридору, переваливаясь с ноги на ногу, словно разжиревшие без движения утки, у всех руки на животе. Так же медленно все спустились по лестнице в столовую на первом этаже.

Большинство девушек было приблизительно такого же возраста, как и Дот. Но ее поразило, что были и те, кому совсем немного лет, почти подростки, и у всех уже большие сроки беременности. Облаченные в одинаковые безобразные балдахины, они поначалу все казались на одно лицо. Но на самом деле все девушки были разными. Одни буквально светились здоровьем, такие розовощекие пышечки! Ведь беременность делает некоторых женщин очень красивыми. Наверняка эти девчушки из самых бедных и неблагополучных семей, подумала Дот, вот и расцвели на регулярном трехразовом питании, которым обеспечивал всех их приют. Другие же девушки, напротив, выглядели изможденными, с темными кругами под глазами, с покрасневшими и опухшими от слез глазами, с печально согбенными спинами. Словом, точь-в-точь как она сама.

По центру комнаты стоял длинный трапезный стол, а по обе стороны от него — скамейки. Окна в освинцованных рамах терялись в глубоких проемах, и от недостатка света в помещении царил полумрак. А еще пахло сыростью и… капустой. С дальней стены свисали огромные расшитые хоругви, закрепленные на деревянных шестах. На одной из них была изображена Мария, омывающая раны распятому Христу, рядом сгрудились Его напуганные ученики, со страхом взирающие на все происходящее. На другой хоругви было вышито кровоточащее сердце, из верхней части которого вырываются языки пламени, а венчал всю картину терновый венец, утыканный шипами. От этих трагических образов Дот даже почувствовала легкое головокружение.

На столе стояли тарелки с поджаренными яйцами и треугольниками хлеба, рядом — баночки с джемом, масло и кусочки ветчины, стаканы, наполненные апельсиновым соком. Дот снова замутило при виде съестного, как у нее обычно бывало по утрам на протяжении всей беременности. Хотя доктор Левитсон и уверял, что такое состояние скоро пройдет и все нормализуется, но в ее случае почтенный врач ошибся. Стоило Дот учуять запах жареных яиц, и она с испугом подумала, что ее может вырвать в любую минуту, прямо на вылизанный до блеска и натертый мастикой деревянный пол.

Можно было бы посмеяться, глядя со стороны, как девчонки неуклюже вскидывают ноги, пытаясь перелезть через скамейку и сесть. Но стоило посмотреть на их обвисшие животы, сместившие центр тяжести тела книзу, на эти безобразные балахоны, затрудняющие каждое движение, — и желание смеяться тут же исчезало. Не говоря уже о том, что беременным сидеть на такой узкой скамейке без какой бы то ни было опоры сзади было крайне неудобно и даже больно. Ведь почти у каждой из них спина и без того ныла от напряжения.

Сестра Кайна молча наблюдала за тем, как рассаживаются по своим местам девушки, и спокойная лучезарная улыбка не сходила с ее уст. Изредка она устремляла свой взор на тех, кто никак не мог устроиться, негромко пеняла им, что, дескать, задерживают остальных, не позволяя приступить к трапезе, и просила поторопиться. Но вот наконец все расселись, и монахиня начала читать вслух утреннюю молитву.

— Боже Всемилостивый и Всемогущий! Перед Тобой мы склоняем сегодня свои головы, просим Твоего заступничества и молим о снисхождении к душам тех девушек, которые присутствуют в этой трапезной. Прости их, Господи, за то греховное деяние, на которое эти несчастные заблудшие души соблазнил дьявол. Просим Тебя, Господи, помоги им снова стать на путь добродетели и исправления. Спасибо Тебе, Господи, за пищу, которой, по Твоей великой милости и благословению, мы можем накормить этих несчастных и тех невинных младенцев, которых они собираются произвести на свет и передать их нам на Милость Твою. Аминь!

— Аминь! — хором отозвались все присутствующие в трапезной. Дот подавила подступившие к глазам слезы. Сейчас не время плакать, тем более перед всеми. Мысль о том, что и ее будущий ребенок — тоже один из тех невинных младенцев, которого они готовятся отобрать у нее и передать кому-то другому, уповая на милость Господа, ужасала. Между тем девушки о чем-то негромко переговаривались между собой. Конечно, это не тот оживленный, непринужденный гомон, который обычно царит за обеденным столом дома. Но все же они не молчали, и уже за одно это Дот была благодарна всем присутствующим. Она откусила пару кусочков хлеба с маслом и выпила сок.

Судя по всему, у каждой из девушек был свой круг обязанностей. Как только с едой было покончено, одни немедленно начали собирать грязные тарелки, другие направились на кухню мыть посуду. Пожилая монахиня вручила Дот совок для мусора на длинной ручке и метелку.

— Вот тебе, дорогая, рабочий инструмент! Пока мы еще не определили тебя ни в одну из наших рабочих групп, а потому подмети для начала пол между стульями и под столом. Сама удивишься, сколько там окажется всяких крошек и другого мусора.

Монахиня приветливо улыбнулась, и Дот тоже нерешительно улыбнулась в ответ. А в чем подвох, мелькнуло у нее. Впрочем, женщина производила впечатление доброжелательной и сердечной особы. Не то что эта сестра Кайна! Дот согласно кивнула головой и уже приготовилась приниматься за дело, но тут ее слегка повело в сторону. Любое движение после стольких недель вынужденного лежания на постели вызывало у нее головокружение.

— Меня зовут сестра Агнесса! — представилась монахиня.

— А я Дот!

Монахиня снова улыбнулась.

— Дот, и все? Здравствуй, Дот!

Дот всецело сконцентрировалась на своей работе, стараясь не расплакаться. В последнее время она сделалась самой настоящей плаксой. И доброе слово, и ласковая улыбка, и порицание в ее адрес — все мгновенно вызывало в ней слезы.

Но вот с утренними обязанностями покончено. Дот и Сьюзен улеглись на свои кровати и бесцельно уставились в потолок.

— По-моему, сестра Агнесса — очень милая женщина, — задумчиво обронила Дот.

— Да в сравнении с сестрой Кайной любая из них покажется сущим ангелом! — живо откликнулась соседка.