Наум Ним - Юби: роман

В одну из ночей он вывалил сонного Григория на пол и, не дав опомниться, накинул на шею петлю из ремня, конец которого зажал в руке. Некоторое время Григорий надеялся, что все это невзаправду – такие вот шутки часто любят устраивать такие вот дебилы…

– Скажи-ка, красавчик… – амбал подтянул петлю, – с бабами любишься?

– А то? – прохрипел Григорий. – Посексотить с барышней – чего может быть приятнее, – опрометчиво выронил Григорий знакомое всем словечко в незнакомом применении. – И очень люблю это дело.

– А с голыми любишься или в одежке?

– Всяко бывало.

– А в пилотку нырял? – Амбал спешил уличить красавчика в недостаточно правильной сексуальной ориентации.

– Чего? – притормозил Григорий, настороженный даже не словами, а победными интонациями противника.

– В пилотку, спрашиваю, нырял?

– В какую пилотку?

– В бабскую.

– Откуда у баб пилотки? Они что, армейские бабы?

– Да нет же… Ты голую бабу видел?

– Бывало…

– Так у них энто самое место похоже на пилотку: губы там, то да се – натуральная пилотка.

– А ты откуда знаешь? Нырял, что ли?

Саня растерялся, а Григорий, воспользовавшись этим, выдернул конец ремня из его руки и неспешно снял петлю с шеи.

– Так чего замолчал, урод? – Григорий накручивал конец ремня на руку. – Нырял, значит, чмошник приблатненный? – С этими словами он с оттяжечкой хлестанул амбала.

Тот смолчал, потому что правильные мужики со стопроцентно правильной ориентацией и без какого-либо личного сексуального опыта стояли вокруг Григория молчаливой поддержкой.

Это не были самые ненавистные воспоминания Григория об армейской жизни, но они были самые первые. Были и другие, много других, – и все они, да и вообще все, что напоминало армию, вызывало в ответ ненависть и отвращение… Сознание в этом не участвовало, даже когда Григорий пытался управлять им.

Короче говоря, Григорий боялся смотреть на обнаженное женское тело, потому что в памяти сразу всплывала эта дурацкая «пилотка», и дальше уже пошло-поехало к армейским картинкам, – какие тут «разговоры по душам»?..

Выходило, что не только Ирина (или кто другой) жмурилась, чтобы случайно не увидать своего «собеседника», но и он жмурился, чтобы тоже не увидеть лишнего. Так они и общались, вслепую – как животные. Может, именно чисто животная тяга и дурманила их головы и давала возможность всласть порадовать один другого? Но на что же тогда рассчитывал Григорий в своих мечтаниях о приходе к Ирине с новым лицом?.. Бог весть…

Прибежала Ольга за срочной помощью – сгорела электросковорода.

– А электрик куда-то подевался – нигде няма, – жаловалась Ольга. – Поспяшай, Григорий, – мне еще обед спроворить.

– Как помощь, так Григорий. – Он добродушно поварчивал и наводил повседневный макияж с помощью сажи. (Лучше неумытый шахтер, чем чистенькое страшилище.) – А как помощь не нужна, так Недобиток.

– Так то ж не со зла, – смеялась Ольга, продолжая торопить Григория. – А не со зла, так и не след обижаться.

Григорий нахлобучил поглубже армейскую панаму и пошел вслед за поварихой. Он и не обижался, да и трудно было на нее обижаться.

– Все пытаюсь тебя на вторую свиданку сговорить. – Григорий привычно взялся кружить над Ольгой, споро устраняя аварию. – А ты никак не сговариваешься.

– Не сговорить ты пытаешься, а сблудить. Потому что, все что ты можешь предложить, это случка, а мне этого сейчас не надобно. Мне судьбу надо устраивать, а случка у бабы – или до устройства судьбы, или апосля.

– Да какая случка? – Григорий не оставлял надежды усахарить Ольгу. – Давай вместе судьбу устраивать!

Григорий на полном серьезе подумал, что можно бы и не к Ирине, а к Ольге заявиться с новым лицом и устроить с ней одну судьбу на двоих. Только ведь этого еще ждать и ждать, а Ольге нетерпится определиться с судьбой сейчас. Он может и сейчас. Чтобы не пугать Ольгу, он может плотно измазываться сажей, как мавр. Григорий вспомнил, как в детстве, посмотрев по телику «Отелло», он долго не мог войти в разум: «Как же так? Ведь там негров линчуют, а этот негр всеми командует». Наконец, решил, что Шекспир ошибся – жил ведь невесть когда, в невежественную дореволюционную эпоху…

– Какая у тебя судьба? – фыркнула Ольга. – Ты же по жизни – кобель, и вся твоя судьба кобелячья. Нет, правда, я акромя тебя только одного такого кобеля знаю – Тимку из Богушевска. Да ты же и сам с ним знаемый. А больш таких и няма ва усим свете. Ты, Григорий, не обижайся, ты хороший мужик…

– Хорош до безобразия, – буркнул Григорий.

– А также после него, – засмеялась Ольга. – Да и во время тоже…

С Тимохой Григорий приятельствовал несколько лет. Тимоха и вывез чуть живого Григория из Афгана на «Черном тюльпане» вместе со своим двухсотым грузом. Санитарный борт тогда надо было ждать еще несколько часов, а Тимохин Ан-12 уже стоял на полосе…

Да и сюда Григория сманил тот же Тимоха. Григория выпустили тогда из госпиталя, залатав и заштопав, как только умели. В то время ему некуда было жить…

А познакомились они с Тимохой много раньше, в госпитале в Ташкенте, перед отправкой Григория в его непродолжительную и пагубную командировку для отдачи, как впоследствии выяснилось, абсолютно чужого интернационального долга. Госпиталь в то время был развернут чуть ли не на самом аэродроме и большей частью предназначался для прибывающих оттуда военных, но и вылетающим в Афган отказать не мог.

Только вылупившийся лейтенант Григорий сидел в ожидании, когда его примет военный хирург Галина Ивановна Тихоедова, а ее муж, начальник госпиталя и полковник медицинской службы, тут же в коридоре распекал какого-то прапорщика, размахивая перед его носом бумажками накладных.

– Почему не исполнены главные позиции? Где основная группа медикаментов? Отгрузили, привезли и – до свидания? Так, что ли?.. Никакой заинтересованности в деле: все формально, все для галочки…

Григорий фыркнул – не сдержался, а прапор оглянулся на него, зыркнул на дверь врача, к которому ждал попасть Григорий, и все просек. Он тоже много чего мог сделать для этой Галочки, хотя, конечно, не все, как преувеличивал ее муж…

– И давно?.. – спросил прапор Григория, подсаживаясь рядом, когда начальник ушел, полагая, что вразумил нерадивого военнослужащего.

– Чего давно? – включил тормоза Григорий.

– Тише едешь – давно? – уточнил прапор.

– Да я всего здесь неделю, – засмеялся Григорий, которому расхотелось ваньку валять. – Тихо еду, получается, дней семь – не больше. А вот далеко бываю, – не удержался хвастануть лейтенант, – всего ничего – деньков шесть.

– Владимир, – протянул руку для знакомства прапор. – Товарищ, – он кивнул на дверь с врачебной табличкой, – и по всему выходит, что брат… Значит, осталось стать друзьями, и будет, как в песне: друг, товарищ и брат.