Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

На лице Ожогина появилось недоверчивое и беспомощное выражение, будто он был ребенком, которого родители выставили из комнаты и не дали подслушать интересный разговор. Постепенно выражение стало меняться. Ожогин нахмурился, словно силясь что-то вспомнить или понять. Потер переносицу. Удивленная улыбка приподняла уголки его крупного рта. Лицо распустилось и стало совсем детским.

– Да, действительно, – обращаясь к самому себе, произнес он. – Я же слышал. Оно говорит. Оно говорит! Говорит! – Голос его повышался, становился все громче и громче. Он уже почти кричал. Ударив себя по коленям обеими руками, он откинул назад голову и громко захохотал. – И как… я… я даже не понял! – захлебывался он. Внезапно смех прекратился. Лицо стало строгим. – Но как же… кто же… это же не немецкое устройство. У немцев ничего не вышло.

– Мой друг мистер Сидни Ватсон, американский изобретатель, – вы видели его только что, – привез чертежи с родины специально, чтобы сделать аппарат для русского синема, и целый год работал над изобретением, – церемонно сказал Басби, подчеркивая важность момента.

– Есть другая съемка? – коротко бросил Ожогин.

Не спрашивая разрешения, Басби сам нажал кнопку микрофона.

– Сидни, заряжай Макса и Периколу.

Поплыл по залу густой басок Макса: «незваная мышь прогрызла несколько отверстий…», заскакал голосок Людочки Соколовой: «какой обед нам подавали…» Ожогин смотрел и слушал завороженно, с мечтательным выражением на лице, иногда всхохатывал, потирал руки, бормотал: «Ну, надо же!» – даже облизывался от удовольствия.

– Давай еще раз певичку и профессора этого… кислых щей! – крикнул он в микрофон, когда пленка закончилась.

И снова поплыл басок, и снова заскакали немудрящие куплетики. И опять, и опять.

– Хватит!

Ожогин задумался. Долго сидел молча, крутил в пальцах сигару, совал в рот, вынимал, пристально разглядывая узор ковра у себя под ногами. Наконец обернулся к Басби.

– Все это очень интересно, – медленно проговорил он. – Но звук ужасен. Хрипы, шум, скрип. Стоны какие-то жуткие. Что прикажете с этим делать? Аппарат решительно несовершенен.

– Вы же понимаете, Александр Федорович, это пробная модель, – возразил Басби. – Дело не в ней, а в принципе. Все совершенствуется. Сидни – гений. Если он смог придумать устройство, то устранить недостатки уж как-нибудь сможет. Кстати, Европа практически накануне открытия. Все научные журналы только об этом и пишут. А у нас уже есть свое, – вкрадчивым голосом завершил Басби свою тираду.

– У нас уже есть свое… – задумчиво повторил Ожогин. – Покупать два аппарата – бессмысленно. Этого хватит для одной фильмы. Если же оборудовать студию… да… Надо запускать собственное производство. И ставить такую штуковину в каждый синетеатр. И в каждый павильон. Затраты немалые, но… Надо просчитать. Все просчитать. Вот что… – Ожогин обратился к Басби. – Мне надо поговорить с вашим изобретателем. Я должен быть уверен, что не получу вместо музыки пшик. Что касается вас, молодой человек… – и он разжег наконец свою сигару. – Если все так, как вы тут расписали, я дам вам возможность снять мюзикл.

– Вы могли бы дать мне эту возможность без всяких условий, – заносчиво сказал Басби, задетый словами Ожогина. В конце концов, они с Сидни оказали ему услугу. Миллионную услугу.

Ожогин усмехнулся.

– Я дам вам знать, – сказал сухо.

Дверь зала скрипнула. Темная тень появилась в проеме и исчезла, но никто ее не заметил. Лидия, прижавшись спиной к стене, стояла в коридоре, тяжело дыша. Она увидела Басби утром, когда тот шел от ворот к зданию, где располагалась контора студии, и вместо того чтобы идти в костюмерную на примерку, машинально двинулась за ним. Значит, он вернулся. Но что он делает в «Парадизе»? Может быть, приехал специально, чтобы увидеться с ней? Нет, это невозможно! Ей нельзя к нему приближаться. Слишком опасно. Опасно для него. О, она слишком хорошо помнит предсказания фрау Дагмар!

Она скользила за Басби, то останавливаясь, то прячась за деревьями, не замечая удивленных взглядов, направленных на нее. Прошелестела в дверь, вознеслась по лестнице, просквозила по коридору – за ним, за ним. Сам не зная того, он ведет ее на невидимой цепочке. И она покорно следует за ним на расстоянии, даже не пытаясь бороться с собой – бесполезно. Он вошел в приемную Ожогина, и она, внезапно обессилев, упала на диван, стоявший в глубокой нише. Здесь ее никто не заметит. Она будет ждать, когда он выйдет. Только увидеть мельком его лицо – горбинку на высокой переносице, прядь волос, падающую на загорелый лоб, вертикальную морщинку на правой щеке, а на левой ее нет. Смешно. Больше ей ничего не надо. Нет, надо, надо. Но она не вправе. И, не слыша себя, Лидия глухо застонала.

Она не знала, сколько прошло времени, когда звук шагов заставил ее очнуться. Ожогин, Басби и его коротышка-помощник вышли из приемной и направились к просмотровому залу. Туда же скоро прошел Чардынин. Лидия выждала некоторое время, осторожно подкралась к двери и приоткрыла ее. На экране прыгала блондинка в блестящем платье и трескучим голосом выводила какую-то песенку. Лидия попыталась отыскать глазами Басби. Вот темный силуэт его головы и плеч вычерчен на фоне светящегося экрана. Она перевела взгляд на экран. Девица все еще дрыгалась. И вдруг до Лидии дошло. С экрана шел звук. Она собственными ушами слышала, как девица в кадре поет. Не просто открывает рот, а… Так это произошло. Все-таки произошло! Синема заговорило. Теперь ей и здесь нет места. Теперь здесь место другим – таким вот попрыгуньям со звонкими голосками. А она… Она по старой памяти будет еще с полгода раздавать автографы, а потом о ней забудут. И только старые афиши, хранящиеся в пыльных катакомбах библиотек, расскажут случайному посетителю, кто такая Лидия Збарски. Да на складе у Ожогина в круглых металлических коробках останутся пленки с размытым изображением темноволосой женщины с тяжеловатым трагическим лицом, имя которой никто и не вспомнит.

Лидия почувствовала, как сдавило горло. Истерический смех душил ее. Она поспешно захлопнула дверь, зажала рукой рот и, тяжело дыша, привалилась ослабевшей спиной к холодной стене.

Очнулась, когда мимо нее в просмотровый зал пронеслась дамочка с повязкой Красного креста, потом еще одна – Лидия машинально проследила за ней взглядом. В маленьком кинозале гудели голоса, кто-то звонил в колокольчик. «Санитарки ошиблись дверью, – подумала Лидия, – их, наверное, послали ко мне, ведь это я теряю сознание, у меня озноб и сердцебиение». Но – как это бывает в кошмарном сне, – не могла ни протянуть руку, чтобы обратить на себя внимание, ни произнести ни звука. Силы покинули ее, и, как забытая кукла, она лишь отчаянно глазела на происходящее из глубины темной ниши.