Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

– Ваш товариш сгореть в ледяном огне свезды. Он уметь летать, но столкновение – авари – со свездой станет ему кожмар. Большой кожмар!

И до того как Лидия обернулась, успела убрать насмешку со злого лица.

Лидия снова повернула ключ зажигания. Вот, что она не уловила три месяца назад, когда Дагмар сообщила ей об опасности, которую она, Лидия, несет своему возлюбленному. Звезда! Проблема в сиянии, а не в ней – преданной влюбленной. Ей надо перестать быть звездой. Уйти из синематографа. Как просто! Уйти, выждать время, пусть год, ну и что? – и они смогут быть вместе. Неожиданный расклад. Но бывает, что и карты сходят с ума.

За ужином она вдруг отодвинула тарелку и положила руку на ладонь Збышека:

– Послушай…

Збышек прижал ее пальцы к губам. Весь – сплошная готовность выслушать и бежать исполнять любое ее желание.

– Послушай… Я хочу уехать. В Европу… Да, именно в Европу.

– Конечно! – вскинулся Збышек. – Конечно, милая. Поедем в Швейцарию, в горы. Будем гулять, принимать солнечные ванны. Целый месяц пробудем вдвоем – только ты и я. Ты отдохнешь, успокоишься. Тебе давно пора отдохнуть. Они просто замучили тебя своими съемками! Решено! Завтра же закажу билеты и апартаменты в санатории, – ворковал Збышек, пробирясь губами от ладони Лидии к круглому локотку.

– Ах, ты не понимаешь! – Лидия со злостью выдернула руку, больно задев губы Збышека. – При чем тут отдых! При чем тут горы! Мне и здесь гор хватает!

Взвизгнул отодвинутый стул. Жалобно зазвенели бокалы на столе. Взметнулся широкий рукав платья. Свеча мигнула и погасла. Збышек бросился за Лидией, но – поздно. Дверь в спальню была заперта. Потоптавшись у порога, он понуро поплелся в кабинет.

Лидия сидела у туалетного столика, прижав пальцы к вискам. Какой болван этот Збышек! Хочет, чтобы она бродила с ним по лугам и нюхала цветочки! Отдых! Глупости! Кажется, она прямо сказала, что хочет оставить все и у-е-хать! Думала, он поймет, поддержит, поможет. Ведь придется договариваться на студии, Ожогин наверняка начнет предъявлять претензии, захочет, чтобы она выплатила неустойку, а то и вообще не отпустит – ее контракт рассчитан еще на три года. Нет, все придется делать самой! Это невыносимо! Вдруг она вспомнила, как всего несколько часов назад с ней чуть не случилось истерического припадка оттого, что синема заговорило и ей с ее голосом нет больше места… А теперь… Все изменилось, перевернулось. Как странно. Как страшно…

Собственная непоследовательность ужаснула ее. Почудилось, что внутри нее существуют две измученные, мятущиеся Лидии, и каждая тянет в свою сторону. Она не в силах бороться с ними. Они разорвут ее, растерзают, растащат на части. Раздвоение сознания. О, она знает, что это значит! Черный хаос надвинулся на нее. Лидия вскочила и заметалась по комнате. Не поддаваться, не поддаваться, не поддаваться! Она сделает так, как решила. Это – единственный путь. Путь к Басби. Путь от безумия. Путь от грядущего забвения.

Через два дня вечерние газеты – столичные и крымские – опубликовали сногсшибательную новость: Лидия Збарски покидает синематограф.

– Милая?! – Збышек поперхнулся коньяком. Перед ним на столе лежал только что вскрытый конверт с «Санкт-Петербургскими ведомостями» и «Ялтинским листком». – Объясни, ради бога, что это значит, ты действительно уходишь из синема? Когда? С сегодняшнего дня? С завтрашнего? Или это реклама новой фильмы? Ты даже не предупредила. Не посоветовалась… Как же так?

Лидия замахала руками, что на языке ее пантомимы значило: «Оставь меня! Пути Господни неисповедимы! Все, что делается во Вселенной – сильнее нас!» Збышек знал: когда в ход идет такая жестикуляция, что-либо спрашивать бессмысленно.

Ночь прошла спокойно. Лидия сопела, обложившись пуховыми подушками. На рассвете глаза Збышека неожиданно открылись – часы показывали четыре утра. Он встал, закутался в халат и направился в спальню жены. Подойдя к ее кровати, он осторожно и как-то неуверенно наклонился, пристально посмотрел на Лидию, и в неверном свете ночника ему показалось, что по лицу ее бродит улыбка, обычно предвосхищающая их редкие экскурсы в спортсмэнские заведения. В гольф-клуб или на теннисный корт. Особая смелая улыбка, в которой азарт сочетается со смущением. Збышек отпрянул от постели. Уже светало.

Утром они услыхали странные звуки за окном. На улице стоял галдеж – будто приземлилась стая большеротых заносчивых птиц, имеющих целью захватить ближайшие огороды. Збышек подошел к окну и отодвинул портьеру.

– Милая! Ты действительно этого хотела? Только глянь…

Накинув на пижаму шелковый халат, Лидия подошла к мужу.

– Тебе не стоит показываться в окне, – остановил ее Збышек. – Разнесут и веранду, и наши итальянские рамы, побьют стекла. Настоящая демонстрация. Будто ты героиня политических дебатов!

На улице бурлила внушительная толпа – человек сто. Волоокие юноши, девицы с косами до пят в старомодных длинных юбках, стая дамочек, похожих на учителок. Толстячок в клетчатом костюме привел всю семью: матрону-мамашу с розовыми щеками и несколько упитанных отпрысков. Мамаша утирала слезы огромным платком и прижимала к груди самое малое дитя. «Басби съязвил бы, что так провожают на войну», – подумала Лидия. Бледноликие юноши развернули плакаты. Лидия удивилась: у демонстрантов были рекламные картоны за всю эпоху ее царствования на экране. Даже десятилетней давности! «Погоня за тающим снегом», «Застывшая печаль», «Обиженная». Боже, снимок из ее первой, совсем древней, фильмы – «Сколько слез суждено мне пролить». И «Каренина» во всех видах – интересно, откуда они взяли столько фотографических картин? Разве это не собственность студии? Лидия отдернула штору – от демонстрантов дом отделял небольшой сад, разбитый перед парадным входом, и она не думала, что ее будет видно с улицы. Но толпа тотчас же откликнулась:

– Госпожа Збарски! Госпожа Збарски! Ускользающая! Каренина!

Збышек вопросительно посмотрел на жену. Лидия пожала плечами. Но… но соблазн был слишком велик! Она щелкнула шпингалетом рамы. Окно распахнулось. Ветер подхватил крики, и ей показалось, что они ворвались в дом и теперь летают по спальне, как разъяренные тени: «Каренина! Останьтесь!» Лидия спохватилась – она ведь даже без утреннего туалета, – но было поздно. Над улицей несся рев.

– Лидия! Лидия! – толпа подняла плакаты выше, и теперь на взволнованную улицу смотрели несколько десятков печальных глаз дивы Збарски. Никуда не деться было от них случайным прохожим, жителям соседних особняков, чьи головы торчали в окнах, продавцу табачной лавки на углу, мороженщику. Все застыли, оглушенные скандирующей толпой.

– Не уходи, Лидия! Каренина, останься! Синема без тебя умрет!