Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

Барт стоял, будто застыв на месте; мне показалось, у него было много что сказать мне. Но Джоэл тянул его за руку, настаивая, а близнецы канючили возле меня, требуя ланча.

Несколькими днями позже Джори слег с тяжелой простудой. Холод, дождь и ветер сделали свое дело. Он лежал в постели в жару, поворачивая в бреду голову то направо, то налево; на лбу у него выступили капли пота, он стонал, хрипел и несколько раз звал Мелоди.

Я видела, как страдает Тони от мысли, что он до сих пор не забыл Мелоди, но все, что Тони делала, она делала добросовестно и с любовью.

Я видела, как она ухаживает за больным, и понимала, что это истинная любовь. Когда Тони думала, что я не вижу, она касалась губами его лица. Глаза ее смотрели на него с состраданием и любовью.

Тони улыбнулась мне, чтобы ободрить:

– Не волнуйтесь, Кэти. – Она смачивала грудь Джори холодной мокрой губкой. – Большинство людей не понимают, что жар сам по себе избавляет от вирусов. Вы, как жена врача, должны знать это. Я понимаю: вы опасаетесь пневмонии. Но я уверена, он не заболеет пневмонией, нет.

– Будем молиться…

Я волновалась не зря: ведь Криса не было, а Тони была всего лишь няня. Я звонила в университетскую лабораторию каждый час, пытаясь найти Криса, но все напрасно. Отчего он не отвечает? Я начинала уже не волноваться, а злиться. Где он? Чего стоят его обещания всегда прийти на помощь, если нужно.

Прошло три дня с того злополучного происшествия, а Крис так и не позвонил домой. А тут еще погода окончательно испортилась: похолодало, лил беспрерывный дождь, нередко с грозами и порывистым ветром. Это посеяло панику и угнетенность в моей душе. Над головой гремел гром. Молнии рассекали потемневшее небо.

Близнецы играли на ковре у моих ног и напоминали мне о том, что надо идти в часовню на «урок» к «дяде Джоэлу».

– Дейрдре, Даррен, я хотела бы, чтобы вы послушали меня и забыли то, что вам говорят в церкви дядя Джоэл и дядя Барт. Ваш папа велит вам оставаться здесь, возле нас и Тони. Вы же знаете, что ваш папа болен, и он не хотел бы, чтобы вы ходили в ту часовню, где… где…

Я запнулась. Что бы я ни сказала о Джоэле, рано или поздно мне за это отплачивалось. Ах, если бы только он не твердил им о дьявольском отродье и исчадиях ада…

Внезапно оба заплакали, будто сраженные одновременно одной мыслью:

– Папа умрет? Да?

– Нет, конечно, он не умрет. Что это взбрело вам в голову? И что вы вообще знаете о смерти?

Тони повернулась ко мне и сказала:

– А знаете что… когда я переодеваю их или купаю, они непрерывно болтают. Они и в самом деле очень талантливые и сообразительные дети. Думаю, что общение со взрослыми так повлияло на них. Они развиваются быстрее, чем если бы они были среди сверстников. Большинство слов, которые они произносят, когда играют, – это сплошная тарабарщина. И вдруг из этого словесного мусора появляются взрослые, серьезные слова и понятия. Они делают большие глаза и начинают разговаривать шепотом. Оглядываются по сторонам, как будто их что-то пугает, как будто они ожидают кого-то увидеть, и твердят что-то о Боге и его карах. Честно говоря, это пугает меня.

Она взглянула назад, где лежал Джори.

– Тони, послушай меня внимательно. Не выпускай детей из поля зрения. Бери их всюду с собой в течение дня, если поблизости нет меня, Криса или Джори. Когда ты занята Джори, позови меня – я возьму их у тебя. Пуще всего береги их от Джоэла, не позволяй ему уводить их. – И, как бы меня это ни угнетало, я вынуждена была добавить: – И Барту.

Тони озабоченно ответила:

– Кэти, я уже думала над этим: в нашей размолвке с Бартом виновато не столько происшествие в Нью-Йорке, сколько то, что Барт слушается Джоэла, а Джоэл говорит ему про меня как про худшую из грешниц. Невыносимо, когда человек, которого любишь, предъявляет тебе такие обвинения. Джори никогда бы не стал так оскорблять меня, даже если бы я и сделала что-то подобное. Иногда и он впадает в ярость, но и тогда он слишком интеллигентен, чтобы оскорбить чужое эго. Я еще не встречала человека столь тонкого и терпимого, как Джори.

– То есть ты хочешь этим сказать, что любишь Джори? – решилась спросить я, желая всей душой, чтобы это было так, но страшась, что с нею происходит сейчас то же, что и с Мелоди, когда она потеряла Джори как любовника.

Она вспыхнула и опустила голову:

– Я в вашем доме уже почти два года и за это время повидала и слышала многое. Да, я нашла в этом доме ответ на свое первое любовное влечение, но это было не романтическим и нежным событием, как я мечтала, а будоражащим кровь. Барт не старался понять меня. И лишь теперь я нашла романтику настоящего чувства, когда мужчина, тонкий и понимающий, старается дать мне то, чего просит мое сердце. Его глаза никогда не обвиняют меня. Он никогда не произносит страшных слов, напрасных упреков. Моя любовь к Барту была жгучей, как пламя, неожиданно вспыхнувшее из тлеющего уголька; но я чувствовала себя рядом с ним, как на трясине, никогда не понимая, чего он хочет, не догадываясь, что ему нужно. Лишь одно мне было понятно: ему нужна была женщина такая, как вы…

– Тони, я прошу тебя: перестань, – чувствуя себя неловко, прервала я ее.

До сих пор Барт был так не уверен в себе, что постоянно ожидал, что женщина первой отвернется от него. Стараясь не допустить этого, он оскорбил и прогнал Мелоди якобы до того, как она бросит его. С тем же чувством, подобным отвращению к себе, он отвернулся и от Тони, предчувствуя момент, когда она возненавидит его и покинет. И я тяжело вздохнула.

Тони пообещала мне не обсуждать больше Барта, и мы вдвоем принялись надевать на Джори сухую пижаму. Мы с Тони вполне понимали друг друга без слов, а у наших ног играли дети, изображая поезд, совсем как Кори с Кэрри когда-то.

– Я прошу тебя об одном, Тони: реши, кого из братьев ты любишь, чтобы не травмировать обоих. Я поговорю с мужем и Джори, когда он выздоровеет, и я сделаю все возможное, чтобы уехать из этого дома. Если ты сделаешь выбор в пользу Джори, ты можешь ехать с нами.

Ее прелестные серые глаза широко раскрылись, когда она услышала, как мечется и бредит в жару Джори.

– Мел, сейчас наш выход? – послышалось мне среди бессвязных слов.

– Это я, Тони, ваша сиделка, – мягко проговорила она, подойдя к нему и нежно откинув рукой влажные пряди волос с его лба. – Вы очень больны, простудились, но скоро выздоровеете.

Джори, не понимая, смотрел на нее, стараясь отличить образ Тони от образа той, о ком мечтал прежде по ночам. Днем у него перед глазами была Тони, но ночами Мелоди все еще преследовала его. Отчего так необъяснимо странна натура человеческая, что она крепко держится за трагедии жизни и легко забывает счастье, которое так достижимо?